Кара во тьме. Вера Александровна Петрук
собрания его не вызывали, а сам он обходил школу стороной, будто место было проклятым. Однако ей-таки внушил, что только через школу можно обрести свободу. Правда была горькой и суровой – Кара школу ненавидела.
Ягар пожевал губами, бормоча под нос, и вцепился глазами в ее ногу. Не мог не заметить, что она хромает.
– Что там у тебя?
– Да ерунда, – притворно отмахнулась Кара. – С дерева слезала и сучком поцарапалась. Заживет.
Дед покряхтел, но приставать с расспросами перестал. Конечно, он понял, что ему лгут, но про встречу в лесу она рассказать не могла. Если бы старик узнал, что полчаса назад рыцари Санкофа протыкали ей ногу иглой санкристия, то к вечеру бы снова напился. В мире было мало вещей, способных вывести его из равновесия, но, увы, Санкоф этот список возглавлял. Когда в детстве она проходила свой первый санкристий, дед сбежал в лес, и трусостью его поступок не был. Все тогда смеялись над ним и сочувствовали ей, маленькой крошке, но Кара всегда интуитивно чувствовала, что, когда дело касалось Санкофа, Ягар скрывал нечто большее, чем просто страх.
– Из Нижнего приходили, – сказал он. – Пацан все помереть не может. Что я сделаю?
Дрожь в его пальцах усилилась. Видимо, старик не мог отпустить свои травы. И пить ему тоже следовало бросать. В голосе Ягара звучала боль – как всегда, когда дело касалось Карпуши из соседнего поселения, которое на карте называлось Тоголом, но которое морты почему-то звали Нижним. Кара не сомневалась, что дед видел много смертей и страшных болезней, но неизлечимая хворь мальчишки задевала его самолюбие.
– Жреца из города они вызвать решили, – недовольно протянул дед. – Просили травок, чтобы успокоить парня к приходу светила, мол, тот громких криков не выносит. Но я в Тогол не пойду.
Понятное дело, что Ягару в Нижний лучше было не соваться. Дед не только травками промышлял, но и головы всем местным девкам дурил любовными заговорами и приворотами, за что староста Тогола поклялся оскопить старца лично, если тот еще раз в его деревню сунется. С тех пор женщины со всей округи ходили к ним в дом сами, а так как случалось это в любое время дня и ночи, то Кара бывало не высыпалась. Дед принимал посетительниц в той же комнате, за шторкой, гадая на картах, впаривая втридорога чудо-порошки и сочиняя нелепые ритуалы, причем каждый раз придумывал что-то новенькое. И ведь слушались же – катались голышом в огороде возлюбленного, пекли пироги с волосами и лягушками, мазались испражнениями, поливая ими же ворота несчастной жертвы. Фантазия у деда была богатая.
В семье Карпуши росло шестнадцать детей, причем половина из них страдала непонятными хворями. «Свежей крови нет, – задумчиво объяснил дед, когда Кара спросила, почему в соседних деревнях так часто болеют дети. – Они же рядом с нами, мортами, живут, вот к ним никто переселяться и не хочет, нас боятся. А те друг от друга рожают». Про Овражий Гар Кара спрашивать не стала – и так было понятно, что у них с этим дела еще хуже обстояли. Правда, таких болезней, как