Дочь рыбака, или Бизнес по-деревенски. Ноэль Ламар
голова, разум затуманило, руки и ноги отказывались слушаться… А дальше – провал…
Понемногу приходила в себя. Тело било в ознобе, в горле нещадно саднило. Перед глазами все плыло. Пусть и с трудом, но мне всё же удалось сфокусировать взгляд на окружающей обстановке.
– Стоп. Что за чертовщина? – прохрипела я, горло резануло беспощадной болью, аж слёзы из глаз брызнули. Но на этом дело не кончилось, я надсадно закашлялась, грудь буквально разрывало от пренеприятнейших ощущений.
Чуть успокоившись и выровняв дыхание, а это произошло не сразу, снова сосредоточилась: по зрительным данным, я лежала на полу, на тонюсенькой дерюжке, в каком-то деревянном сарае, где воняло застарелыми тряпками, дымом и… рыбьей требухой.
«Здравствуй, галлюцинация! Приехали, госпожа шеф-повар, тебе черте что мерещится!», – мысленно взвыла я, боясь раздражать и без того страдающее горло.
О, у меня есть план, как это всё развидеть!
Надо заново зажмуриться, авось отпустит.
А может, меня похитили?
Хотя какую ценность представляет для грабителей моя персона, пусть и одного из лучших шеф-поваров Москвы. Несмотря на свою немаленькую зарплату, с деньгами я расставалась легко и сбережений почти не имела. Разве что выкуп плитами и сковородками отдать. Кухонная утварь была моей страстью, и обстановка домашней кухни ни в чем не уступала ресторанной: лучшая техника, эксклюзивная посуда, хотя готовила дома я редко.
«Так, попытка номер два».
Я снова открыла глаза, в этот раз передо мной почти не плыло, вот только обстановка не изменилась. Все тот же сарай.
От двери послышался какой-то шум, скрипнула дверь и внутрь вошёл старик в заношенной, неопределенного цвета рубахе, старых, протертых до дыр штанах, на ногах у него были видавшие виды истоптанные башмаки. Роста он был среднего, но из-за сильной сутулости казался гораздо ниже. Задубевшая, изрезанная морщинами кожа, жидкая бородка наводили на мысль о преклонном возрасте, лет эдак за шестьдесят. Но при этом у него были на диво ясные зеленые глаза, лишенные старческой замутненности.
– Эми, доченька! – незнакомец бросился ко мне и, подбежав, бухнулся на колени. – Как ты? Сильно ушиблась?
На затылке пульсировало, я провела рукой по голове и нащупала саднящую шишку.
– А вы кто? – хрипнула я, с надеждой посмотрев на старика, возможно, именно он объяснит мне, что происходит.
– Эк тебя приложило, Эми! Родного отца не узнаёшь – старик сокрушенно покачал головой, – да и немудрено, как ты встала-то вообще, несколько дней в лихорадке пролежала, я уж и не чаял, что ты очнёшься. Даже знахарка помочь тебе не смогла, хоть и просидела, по доброте душевной, рядом с тобой первые две ночи.
– Давай, помогу на кровать перелечь, – мужичок протянул ко мне руки и помог встать, – ложись, доченька, я сейчас сбегаю за лекаркой.
Уложив меня на широкую скамью, стоявшую у стены неподалёку и покрытую дурно пахнувшим прелой соломой тюфяком, он шаркающим шагом направился к выходу и исчез в дверном проеме.
«Да, так все же лучше. Не королевская опочивальня, но все же хоть немного комфортней, чем валяться на земляном полу этой сараюшки».
Так, Лариса Михайловна, продумываем план действий. Или это дурной розыгрыш, или я ничего не понимаю. В любом случае, амнезия мне сейчас на руку, буду все валить на нее, дальше, как говорится, война план покажет.
Я лежала, разглядывая скудную обстановку. Вдоль прокопченных стен стояли две широкие лавки, на одной из них я сейчас и лежала, посреди комнатушки расположился колченогий кривой стол из почти неотесанных досок, за ним у стены виднелся каменный очаг. В углу примостился сундук, проигравший не одно сражение на войне с озверевшими термитами или древоточцами, на нем был сундучок поменьше. Вдоль одной из стен были полки, заставленные деревянными мисками, глиняными горшками разных размеров, тканевыми мешочками с непонятным содержимым. В углу висели сети и какие-то, видимо рыбацкие, принадлежности.
Потолка в этом сарае не было, мой взгляд уперся в крышу, крытую соломой, над очагом виднелась большая прореха. Пол был земляной, засыпанный старой, грязной соломой. Брусчатые стены лачуги испещрены щелями. Небольшое оконце было закрыто тяжелым ставнем. Кособокая дверь, одним известным ей чудесным способом, еле держалась на петлях, под порогом зияла огромная щель, заткнутая старой тряпкой.
На полу копошились тройка куриц, разгребая лапами солому в поисках пропитания. В углу, за очагом кто-то заботливо пристроил козу. Но такую козочку в своей жизни я видела впервые! Ее шерсть почти вылезла, в образовавшихся проплешинах виднелась иссиня-серая кожа; животинка была настолько тощей, что можно было с легкостью пересчитать торчащие ребра, коза, казалось, еле держалась на ногах, опираясь боком о стену. Подумалось, что она, наверное, являлась ровесницей этого деда.
– Да, Лариса Михайловна, все это было бы смешно, кабы еще знать, где я, собственно, оказалась. – В этот раз слова сорвались с губ не столь натужно, и горло вроде как чуть отпустило. Странно, но мне остаётся только порадоваться