Дни Турбиных. Михаил Булгаков
аба, ее муж, 38 лет.
Мышлаевский Виктор Викторович – штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.
Шервинский Леонид Юрьевич – поручик, личный адъютант гетмана.
Студзинский Александр Брониславович – капитан, 29 лет.
Лариосик – житомирский кузен, 21 год.
Гетман всея Украины.
Болботун – командир 1-й конной петлюровской дивизии.
Галаньба – сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
Ураган.
Кирпатый.
Фон Шратт – германский генерал.
Фон Дуст – германский майор.
Врач германской армии.
Дезертир-сечевик.
Человек с корзиной.
Камер-лакей.
Максим – гимназический педель, 60 лет.
Гайдамак – телефонист.
Первый офицер.
Второй офицер.
Третий офицер.
Первый юнкер.
Второй юнкер.
Третий юнкер.
Юнкера и гайдамаки.
Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие – в начале 1919 года.
Место действия – город Киев.
Действие первое
Картина первая
Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини.
Алексей склонился над бумагами.
Николка (играет на гитаре и поет).
Хуже слухи каждый час:
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили,
Пулеметчики-чики-чики…
Голубчики-чики…
Выручали вы нас, молодцы.
Алексей. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное.
Николка. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)
Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса…
Дыбом станут волоса…
Алексей. Это как раз к твоему голосу и относится.
Николка. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда, не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего – баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос?
Елена (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нету никакого.
Николка. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, – говорит, – Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».
Алексей. Дурак твой учитель пения.
Николка. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. Учитель пения – дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?
Алексей. Ты потише говори. Понял?
Николка. Вот комиссия, создатель, быть замужней сестры братом.
Елена (из своей комнаты). Который час в столовой?
Николка. Э… девять. Наши часы впереди, Леночка.
Елена (из своей комнаты). Не сочиняй, пожалуйста.
Николка. Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно… Ах, как все туманно!..
Алексей. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.
Николка (поет).
Здравствуйте, дачницы!
Здравствуйте, дачники!
Съемки у нас уж давно начались…
Гей, песнь моя!.. Любимая!..
Буль-буль-буль, бутылочка
Казенного вина!!.
Бескозырки тонные,
Сапоги фасонные,
То юнкера-гвардейцы идут…
Электричество внезапно гаснет. За окнами с песней проходит воинская часть.
Алексей. Черт знает что такое! Каждую минуту тухнет. Леночка, дай, пожалуйста, свечи.
Елена (из своей комнаты). Да!.. Да!..
Алексей. Какая-то часть прошла.
Елена, выходя со свечой, прислушивается. Далекий пушечный удар.
Николка. Как