Эпикриз. Часть 1. Анатолий Мерзлов
ite>
Глава 1
Приближались майские торжества. Роскошные магнолии проснулись после вечнозелёной спячки, выбросив гигантские свечки будущих роскошных цветов. Волны транзисторов повсеместно заражали радостью. С балкона, обрамлённого балясинами в стиле ампир, открывался вид на уютную бухту и присоседившийся, казалось, совсем не к месту миниатюрный грузовой порт. Горы, ушедшие вершинами за облака, охватили подковой субтропический город, по чьему-то высокому велению оставив перед собой сказочную зелёную долину – оазис, оберегаемый высокой стеной скальных образований от студёных северных ветров. Сразу за бухтой, с северной стороны, были поросшие реликтовой растительностью скалы, отвесно ниспадающие в море. В ясную погоду, над месивом оттенков зелёных тонов, величаво, среди прочих образований, утративших на её фоне доминирующее значение, возвышалась седоглавая вершина: она громоздилась над прочим как неотступный грозный часовой, как страж от засилья потусторонних сил, несущих белое безмолвие на это облюбованное самим Мессией место. Голубая бухта и небо зашлись в извечном немом споре: кто первичен и кто прекрасен, демонстрируя при этом неповторимые по своему цветовому совершенству блики радужных оттенков. Многочисленные флаги и символы повисли по краям широкой, чернеющей свежим асфальтом улицы, а за ней, по шуршащему гравию начинающегося здесь приморского бульвара, всегда резвилась расфранченная детвора под неусыпным оком заботливых, успокоенных полной идиллией мам.
…За спиной – стеклянная дверь, из неё сквозняком вытянуло наружу белую занавеску, и она обвисла безжизненно, олицетворяя собой его внутреннее, безнадёжно унылое состояние.
Прошёл месяц, как начались занятия. Это морское училище влекло в свои стены практически всех, далеко не одних романтиков – пожалуй, подавляющее большинство дальновидных юношей. С окончанием училища перед выпускниками открывались бескрайние просторы мирового океана, города и веси западных цивилизаций. Молодые командиры пополняли собой торговый флот огромной страны. Но бешеный конкурс и тонкий национальный протекционизм позволяли не всякому страждущему удовлетворить свою затаённую зависть к морской форме. Ему повезло: волнения последнего времени – вначале усиленной подготовки, затем строгих экзаменов и, наконец, завершающей мандатной комиссии, остались позади. В числе счастливчиков его экипировали в новенькую морскую форму. Едва минул месяц: ещё не отросли наголо остриженные волосы, а организм едва стал привыкать к размеренному распорядку дня, выпал очередной наряд.
В тот день, назовём его злополучным, Он стоял дневальным по роте. В сущности, это некие уставные охранные функции расположения экипажа роты. Пустынный коридор экипажа блистал навощённым паркетом – все разошлись по учебным аудиториям. Предпочтительно уже сейчас, не томя вас, читателей, познакомить с героем повествования, чья судьба подверглась испытанию, достаточному не для единиц, а подчас для целой плеяды людей.
Если предположить некое Высокое ниспослание испытания – и тогда этого для одного будет слишком много. Однако тем ощутимее краса мира, тем бесценнее жизнь, чем больше судьба человека, прошедшего горнила тревожных испытаний, особенно в противостоянии с самим собой, проверялась на прочность. Чередующиеся бешеным каскадом, конфликты его внутреннего мира порождали ощущения, смахивающие на нескончаемые противостояния, на борьбу противоположных существований. Название повести напросилось из описаний, что близки с аналогом в эпикризе, составленном лечащим врачом.
Героя нашего звать Валерка Мирославцев, ему шестнадцать лет. С ним вместе мы проживём часть его жизни, скрытую от широкого круга холодных философов. Познаем и сопоставим со своим личным опытом. Не исключено, что в анализах мы отметим её как банально известную в толковании учебников психологии – а возможно, искривим в мимике лицо, сравнив нашего героя с классическими аналогами других, куда более трагичных случаев. Но народная мудрость всегда попадает в самую точку: почему именно мне и так больно.
…На пятом этаже экипажа, где располагалась учебная рота курсантов-судомехаников, стояла звенящая тишина – подвахтенные отдыхали. Выдался чудесный солнечный день. Длинный коридор весь играл ласкающими зайчиками солнца. С высоты открывался вид на опустевшую до времени территорию. Классически ухоженные клумбы и аккуратные ряды самшита облагораживали её. По периметру внешней изгороди, в строгой рядности, раскинулись молодые гранатовые посадки – на отдельных кустах высвечивали набирающие алый румянец плоды. Островками обозначились вечнозелёные кустарниковые, с вполне элегантными лавочками подле них. Только в районе камбуза шла суета людей в белых халатах.
Четвероногие приживалы, расположившись подковой строго по ранжиру перед дверьми, заискивающе глазели на снующий персонал, выпрашивая подачки. Весельчак Датико – старший повар – периодически урезонивал самых настырных, но те, ретируясь на почтительное расстояние и зная его добрый нрав, тут же возвращались к исходному положению. С моря тянул лёгкий бриз – он приносил разудалые слова песни повара:
– Однажды русский генерал вдоль по Кавказу проезжал…
ТАя,