Самсон назорей. Пятеро. Владимир Евгеньевич Жаботинский
это Дагон, сын бога земли, которому поклонялись цари Керэта, и морской богини; у него голова быка и туловище, покрытое чешуей.
Это была основная ткань рассказа, но в нее Бергам подробно вплел имена своих предков; точно обозначил, как назывались виночерпии и шталмейстеры керэтинских царей, кто был первый праотец его, переселившийся на Кафтор, и последний, уплывший оттуда навсегда с десятью кораблями. Почти так же обстоятельно изложил он историю дома Амтармагаи: род ее шел из Трои, и старшие дочери в этом роде всегда носили имена троянских княжен.
– О твоих предках, высокородный Маной, – прибавил Бергам, отирая лицо полотняным рушником, – мне подробно рассказал уже твой мудрый домоправитель; он предупредил меня, что, в отличие от филистимлян, вы, знать Дана, избегаете говорить о своей родословной, так как гордость неугодна в глазах вашего бога; но если ты желаешь дополнить сведения, им сообщенные, я выслушаю их со всем вниманием, на какое имеешь право и ты, будущий свояк мой, и твои благородные предки.
Маной подергал свою бородку; хотел почесать шрам, но сообразил вовремя, что это вряд ли принято в хорошем обществе, и ответил:
– У нашего народа есть поговорка: кто был твой дед, не важно, гораздо важнее, что за человек его внук.
Глава X
Медь
Перед рассветом Самсон тихонько вышел из Ахтурова дома. Его родителей и свиту устроил у себя отец невесты, но жених, по обычаю, должен был до свадьбы ночевать под другою кровлей. Самсон взял с собою на ночлег только Нехуштана – того мальчика, что был ему проводником в набеге на село вениаминян; выбрал его, к большому огорчению Ягира, который до тех пор во время походов всегда был личным его оруженосцем.
Нехуштан выскользнул неизвестно откуда, как только Самсон показался на крыльце.
– Тонкий слух у тебя, – сказал ему назорей.
– Я пастух, – отозвался мальчик, – даже сквозь сон слышу змею в траве на другом конце поля; и слышу шорох зари, когда она карабкается на небо.
Самсон рылся у себя в кошельке: вынул кремень и железный осколок, кивнул головой, опустил их обратно и снова завязал ремни мешочка.
– Ты умеешь выкуривать пчел? – спросил он вдруг.
– Умею, – ответил Нехуштан, – но мне это не нужно. Меня не трогают ни комары, ни пчелы, ни змея.
Самсон не удивился. В Экроне, в капище тамошнего идола, все жрецы и вся прислуга набирались из таких людей с горькою кровью, которой боится и гад, и насекомое.
– Идем, – сказал он, и они пошли полями к той дороге, что вела мимо дома Семадар в горы.
Спиною к ним, на берегу уже просохшего пруда, стояла девушка; на голове ее была накидка, но из-под кисеи выбивались пушистые волосы, и молодая заря золотила их. По этому золотому отливу и по фигуре Самсон узнал ее. Хотя ему не полагалось говорить с нею в самый день венчания перед обрядом, он тихо окликнул:
– Семадар!
Девушка быстро обернулась,