Белокурая гейша. Джина Бакарр
место.
– Это так, но…
– Пожалуйста, Симойё-сан, я молю тебя помочь мне спасти мою дочь.
Женщина вовсе не казалась убежденной.
– Жизнь наша в этих стенах подчинена строгим правилам, Эдвард-сан. Если я отвечу согласием на твою просьбу, девочке придется следовать всем правилам, предписанным для майко, чтобы не возбуждать подозрений. Поначалу она станет служанкой, которой нужно будет работать долгие часы и учиться через наблюдение, но это закалит ее характер. Ей нужно будет освоить игру на лютне и арфе, а также умение танцевать, выучить язык вежливости гейши, предписывающий не выражать мысли прямо, а говорить намеками, уважать старших и нести за них ответственность. Помимо этого, девочке нужно будет научиться искусству носить кимоно и хранить чистоту до тех пор, пока ей не будет даровано право подушки.
К этому времени я забилась подальше в тень, чтобы скрыться от пронизывающего взгляда женщины. То, с какой интимностью касался ее отец, обеспокоило меня, но этот разговор обеспокоил меня еще больше. Я догадывалась, что означают слова «право подушки». Это то самое, шелковистое, теплое и восхитительное, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они лежат на футоне, переплетясь телами. Сердце мое неистово забилось, на щеках проступил розоватый румянец. Научат ли меня здесь искусству заниматься любовью с мужчиной?
Подогреваемая овладевшим мной восторгом, я обдумывала эту новую и интересную ситуацию: если Симойё согласится, я смогу остаться в чайном доме и обучиться искусству быть гейшей, что было одновременно и восхитительно, и пугающе.
Легкий шум привлек мое внимание, и я посмотрела в противоположный конец комнаты. Я услышала стук, затем шуршание рисовой бумаги – это открылась дверь. Очевидно, из-за затяжных дождей гейши не заменили свои экраны и двери летними бамбуковыми перегородками – обычай, который неукоснительно соблюдался, чтобы бороться с жарой и высокой влажностью. Я подавила смешок. Мое присутствие здесь также нарушало привычное течение жизни обитательниц этого дома. Неудивительно, что Симойё не испытывает радости.
На пороге показалась юная девушка, которая передвигалась на коленях и трижды поклонилась присутствующим, касаясь лбом пола. На ней было темно-синее шелковое кимоно с полосатым бело-розовым поясом, повязанным на талии. Черты ее лица были непримечательны, но ее миловидность привлекла мое внимание. Было в ней нечто невинное, почти детское.
Девушка подала чай, поставив на низкий черный лакированный столик крошечные чашечки и поднос с конфетами в форме золотых рыбок с веерообразными хвостами. Сахарная чешуя их поблескивала, точно крупинки золота, заставляя мой рот увлажниться.
Девушка подала мне чашечку чаю, затем салфетку и, наконец, конфету.
– Спасибо, – прошептала я ей по-японски и поклонилась.
Девушка удивленно округлила глаза, затем отвесила мне еще один поклон и сказала:
– Это честь для меня.
Я хотела было еще раз поклониться, но тут взгляд мой упал на моего отца и замер.