Подружка. Ольга Александровна Никулина
кий тонкий стебелек. Позднее, уже в школе, к нему прочно приклеилась кличка Дрищ. Но мы с Машкой его так никогда не называли.
На физкультуре в садике, когда нас выстраивали по росту в шеренгу, Машка всегда была первой, за ней шел Вовка, а я вечно торчала в середине. Я была среднего роста. Ни высокая, ни маленькая. И телосложением была средняя – ни толстая и ни худая.
Не знаю, как Вовку, но меня Машка несколько раздражала своим детским пухлым лицом и крупным телосложением. Подойдет ко мне вся такая большая, а лицо при этом, как у совсем маленькой – щечки пухлые, губки надутые. Я хоть и была меньше ее и по росту, и по объему, но в ее присутствии чувствовала себя взрослой рядом с огромным младенцем. А Вовка, в силу своей безобидности, был у нас как еще одна наша подружка. Мы с Машкой иногда вообще забывали, что он мальчик.
Однажды, это было летом после второго класса, пошли мы загорать за дома. И вот пришли мы в степь, примяли высокую траву, разложили на ней тонкое тканьевое одеяло, разделись и улеглись на него в одних трусах. Трава стояла вокруг нас стеной, и было ощущение, что мы находимся в глубоком уютном гнезде. Машка посередине лежала, а мы с Вовкой по бокам.
– А я на Волге на пляже была, – сказала Машка, загораживая рукой глаза от яркого солнца. – Там есть место, подальше от основного пляжа, где загорают и купаются голышом. Все там голые – и дядьки, и тетки, и дети.
– Это нудисты, – со знанием дела заявил Вовка. – Их по телевизору показывали в новостях.
– А зачем они голышом загорают? – тоже прикрывшись рукой от солнца, я наблюдала за ползущим по небу красивым облаком. – Разве им не стыдно?
– Они говорят, что так они чувствуют свободу и слияние с природой, – серьезно ответил Вовка.
– А в трусах чего? Свободы нет что ли? – удивилась я.
– Вся одежда и трусы в том числе – это все искусственное, созданное человеком, – Вовка надвинул на глаза кепку. – Природа нас голыми создала. Вот животные, например, ходят без трусов. Какие есть, такие и есть, это люди придумали всякую одежду, не знай зачем. Бабушка говорит, что если бы люди ходили без одежды, то у них выросла бы шерсть. И вообще люди навыдумывали всякое лишнее, без чего можно обойтись.
– А давайте тоже голышом позагораем! – Машка приподнялась на локте и посмотрела на нас задорным взглядом.
– Как? – испугалась я. – Вовка же мальчик!
– Вовка? – Машка уже стянула с себя трусы и вскочила на ноги. – Так Вовка же наш!
«Вовка наш» – это прозвучало так, как будто Вовка не такой мальчик, как все, а наш, свой, и рядом с ним можно все.
Голая Машка начала скакать на том месте, где только что лежала, и вид ее был очень счастливый.
– А голышом правда чувствуется свобода! Я сливаюсь с природой! – она скакала, кружилась как заведенная с дурацкой улыбкой на пухлых губах, и мы с Вовкой позавидовали ей и тоже стянули с себя трусы, вскочили и начали скакать вместе с ней. Мы прыгали, вопили, и я вдруг действительно почувствовала какую-то странную свободу. Без трусов было гораздо лучше, чем в них. Нижняя часть тела как будто испытывала какое-то открытое, щекотливое чувство и хотелось дико орать и дико прыгать, и мы прыгали и орали. При этом мы украдкой разглядывали друг друга. Большая Машка была похожа на гигантского голого пупса, а Вовка напоминал костлявого ребенка из блокадного Ленинграда. Я самой себе казалась хорошенькой, ладненькой и вообще нормальной.
Мы разошлись не на шутку. Вовка прыгал, между ног у него болталось, Машка издавала нечленораздельные вопли, а я стала падать в мягкую траву, приминая ее еще больше и орала от охватившего меня восторга. Вовка и Машка тоже стали с воплями падать в траву и валяться. Мы знали, что в высокой траве нас никто не увидит, и чувствовали себя очень расковано. Наши вопли, дикое скакание и валяние в траве ввело нас как будто в экстаз, в какой-то полоумный транс, и наши действия были похожи на оргию безумных.
Вдруг я заметила высоко над травой молодого парня. Он как будто шел по воздуху. В груди у меня все похолодело, а Машка с Вовкой продолжали орать, скакать и валяться, ничего не замечая вокруг. Вовка еще и споткнулся и грохнулся своими острыми костями поперек меня.
– Вовка, смотри! – стукнула я его в ребра и показала на плывущего парня.
Вовка тут же угомонился и со страхом уставился вверх. Тут и Машка увидела парня. Она завизжала, как резанная и поскорее прикрылась одеялом. Мне вдруг тоже стало стыдно, и я схватила другой конец одеяла и прикрылась, а Вовка выудил откуда-то Машкино платье и закрылся им.
Вдруг сверху, через траву, к нам потянулась большая лошадиная морда, и мы все в ужасе завизжали. Парень потянул поводья, а я, наконец, поняла, что он не плывет по воздуху, а сидит на коне.
– Тпрууу! Сивка! Тпру! – парень кругами ходил вокруг нашего «гнезда», а мы, как зачарованные смотрели на него и поворачивались к нему лицом, чтобы он не увидел со спины наши голые попы. – А чего вы голые? Что-то случилось? Может полицию вызвать? – у него было озабоченное лицо, а я разглядела, что парень очень красив. Черные волосы, черные глаза, под расстегнутой рубашкой загорелый торс…
– Нет!