Уроки плейбоя. Мелани Милберн
тсфилдов последнее его появление в лондонских СМИ оказалось особенно выдающимся. Сейчас он раскинулся на стуле напротив Кристоса Гиатракоса и улыбался ему своей фирменной ленивой улыбкой.
– Что тебя так вывело из себя? Наручники или кожаный гульфик?
Недостаток юмора у нового исполнительного директора сети отелей «Чатсфилд» более чем компенсировался ледяной жестокостью. Это проявлялось даже в лице грека – кожа цвета мрамора, взгляд голубых глаз, тонкая линия поджатых губ.
– Мы привыкли читать о твоих грязных играх в таблоидах, но эта новость распространилась по всему Интернету. Все, что ты приносишь отелю, – стыд за твои интрижки.
Да-да-да. Лукка даже не потрудился сдержать зевок. Он слышал все это сотни, нет, тысячи раз. Продолжая смотреть на сдержанного Кристоса, он откинулся на стуле, балансируя на двух ножках. Лукка привык к подобным собраниям и наслаждался ими, так он компенсировал свой школьный позор, когда в семь лет его позвали в кабинет директора и он намочил штанишки. Больше он никогда не позволял себя запугивать. Никогда.
– Единственное, что в тебе предсказуемо, – твоя непредсказуемость, и, поскольку ты не собираешься браться за ум, это будет сделано за тебя.
– Это был просто праздник, который немного вышел из-под контроля, а пресса представила его как настоящую оргию. Я даже не спал ни с одной из этих девушек. Ну разве что с одной, и то потому, что в это время я был прикован наручниками к постели. И что мне оставалось делать?
На лице директора задергался мускул.
– По решению отца ты не получишь и пенни из своей доли в фонде семьи Чатсфилд, если не согласишься выполнить то, что я тебе предложу. Вместо того чтобы оставаться профессиональным тусовщиком, у которого нет лучшего занятия, чем быть уложенным в постель фанатичными старлетками и дерзкими вымогательницами, тебе придется зарабатывать себе на жизнь.
Со слабым стуком Лукка снова опустил стул на все четыре ножки на покрытый ковром пол. На следующей неделе он собирался посетить эксклюзивный аукцион живописи в Монте-Карло, где присмотрел экземпляр для пополнения своей коллекции миниатюр. Его инстинкт говорил, что через несколько лет такая коллекция будет стоить миллионы, но, хотя Лукка совершенно не горел желанием быть сосланным в какое-то богом забытое место и упустить сделку всей жизни, ему не хотелось потерять денежное пособие. По его мнению, семья – точнее, ее подобие – задолжала ему.
– Какого рода дела?
– Месяц работы в отеле «Чатсфилд» на острове Прейтель в Средиземноморье.
Лукка мысленно перевел дух. От княжества Прейтель до Монте-Карло можно было добраться на пароме или вертолете. Но исполнительный директор считал это наказанием, явно получая наслаждение от беседы, и в интересах Лукки стоило притвориться расстроенным перед этим мерзавцем.
– Зачем? – Как и всегда, он изображал огорчение, чтобы оппоненты решили, что получили желаемое. На самом деле у него все было под контролем. Абсолютно.
– Работать с ее королевским высочеством принцессой Шарлоттой над планами по свадьбе ее сестры Мадлен в конце месяца. – В холодных глазах директора разгорелась ярость.
Лукка откинул голову и расхохотался так громко, что звук отразился от стен, словно эхо в горах.
– Ты шутишь? Я? Планировать свадьбу? Я ничего не знаю о планировании свадеб. Праздники? Да. Свадьбы? Нет. Не помню даже, когда я последний раз был на подобном мероприятии.
– Тогда это станет прекрасной возможностью научиться. – Кристос щелкал ручкой, не сводя с него глаз.
Щелк. Щелк. Раздражающий звук в ритме с дергавшимся мускулом.
– Ты известен своим пониманием того, что хочет женщина, и вот тебе представился шанс наконец использовать свои знания для чего-то хорошего.
Лукка решил подыграть ему. Что в этом сложного? Свадьба скоро, а значит, основное планирование уже закончено. Он предоставит заняться последними деталями людям, которые в этому сведущи, а сам проведет время на одном из пляжей Прейтеля. В любом случае Лондон его немного утомил. Раньше было весело, все эти судебные скандалы, возможность подразнить высший свет и совершать самые возмутительные выходки, которые только могли прийти ему в голову. Но последнее время его жизнь стала максимально наполнена праздниками и тусовками. Это отнимало силы и, пожалуй, становилось скучным. К тому же Лукке хотелось уделить больше внимания искусству, а не только своей коллекции.
Страсть к рисованию появилась у малыша, едва Лукка научился держать в руках карандаш, и стала для него способом убежать в свой мир, мир спокойствия и сосредоточенности. Рисование позволяло ему найти тихое пристанище в хаосе. Вокруг бушевали шторма семейных ссор, но он укрывался в мире творческого спокойствия и проводил часы, сидя под портретом матери кисти Грэхема Лорена, отчаянно пытаясь уловить черты, которые исчезали из памяти, но еще до него были навечно запечатлены на картине. Лукка наслаждался процессом создания от первых штрихов карандаша на маленьких полотнах до конечного результата, когда получаешь обрамленную миниатюру с подписью в правом углу,