Подсказки школьного психолога. Светлана Ивановна Небыкова

      Косте я помочь не смогла.

      Я наблюдала его медленную деградацию с первого по четвёртый класс. И ничего не могла с этим поделать.

      Он учился в том же классе, что и Серёжа, у той же учительницы. Она неплохо объясняла материал, была в меру требовательная, и детей любила в меру, как бы это сказать помягче – не была на них настроена. Да не в ней дело.

      Костя был младшим в семье. Его старший брат Виктор учился уже в восьмом классе.

      Сложный был парень. Говорили, весь в отца. Отец преподавал в этой же школе физкультуру. Вскоре он бросил семью и куда – то исчез.

      Проблемы у Кости начались со второго класса: он перестал после школы приходить домой. Его искали, находили у речки или ещё где-нибудь, одного или с друзьями, приводили домой. Вечером приходил отчим, порол ремнём – воспитывал. Потом сам плакал.

      Костя мне об этом рассказывал так:

      – Во мне живут два человека, один хороший, один плохой. Хороший понимает, что надо идти в домой и делать уроки, а плохой хочет идти на речку. Плохой сильнее. Хороший знает, что мама будет ругать, что бабушка будет ворчать. Что папа будет бить и потом жалеть меня. А плохому – всё равно. Плохой хочет, чтобы ему было хорошо сейчас. А потом – это потом. И почему плохой сильнее, я никак не могу понять.

      Однажды Костя засиделся у меня. Рассказывал о брате.

      – Знаете, я его боюсь. Он меня мучает. Бьёт. Ему нравится, когда мне больно. Я думаю иногда, что он наркоман. Это не хорошо – так думать о брате?

      – А что же мама?

      – Мне кажется, она тоже его боиться. Ладно, пойду.

      – Мама дома?

      – Нет, только бабушка.

      – Может, обойдётся?

      – Нет. Она расскажет папе, что я снова поздно пришёл из школы. И ещё будет долго ругать и заставлять делать уроки.

      – Ты не любишь делать уроки?

      – У меня не получается. Я начинаю о чём-то думать, а потом смотрю – уже два часа прошло, а я ничего не сделал.

      – Но ты же можешь сказать бабушке, что был у меня?

      – Она не поверит.

      – Тогда пойдём вместе.

      На том и порешили.

      Разговор с бабушкой был долгим и абсолютно бесполезным. Она поняла всё, что я ей сказала: что ребёнку должно быть радостно дома, что не надо его всё время пилить, и т.д. Наша с нею беседа прерывалась несколько раз на окрики и замечания. Мне она сказала:

      – Я ничего не могу с собой поделать.

      Я дождалась маму. Мы с нею и прежде встречались. Она выглядела намного старше своих лет, женщина с совершенно подавленной волей, сломленная своим мужем и старшим сыном.

      С отчимом я не встречалась, подумала только, что жениться на такой несчастной женщине с двумя детьми мог, наверно, только ещё более несчастный и ещё более униженный человек.

      Через два года Виктор был убит.

      Костя «пригрелся» в моём кабинете, проводил у меня все переменки, заходил после уроков.

      Но дела его шли всё хуже. Он подружился с мальчиком, который стал им руководить, напористым, нечистым на руку, не признававшим никаких правил – ни школьных, ни нравственных. Говорили, что Костя тоже стал подворовывать.

      Сначала Костя рассказывал мне о том, что стрелки будильника, который бабушка ставила перед ним, когда он делал (точнее, не делал) уроки, двигаются, подчиняясь его взгляду. Он мог замедлять или ускорять их движение. Дальше – больше. То он мысленно двигал шкаф – и утром шкаф на три сантиметра был отодвинут от стены, то видел сквозь сплошной забор, что за ним происходит.

      Когда я уходила из этой школы (сменился