Куриный бульон для души. Мама и сын. 101 история о безграничной любви. Джек Кэнфилд
много окончательных решений, к тому же он явно пытался избавить меня от ужасных подробностей. Я поняла все это позже, но в тот момент вдруг почувствовала себя посторонним человеком, а не родителем.
Водитель, виновный в аварии, должен был предстать перед судом, а это означало, что Чак и его бывшая жена будут поддерживать связь. Уродливая ревность из прошлого вернулась, когда ночь за ночью он разговаривал с ней и почти никогда не обсуждал ничего со мной.
Меня задевало, когда друзья спрашивали лишь о том, как справляется Чак, или присылали открытки с соболезнованиями, адресованные только ему, забывая обо мне и о двух наших детях. Некоторые принижали мое горе, потому что я была «всего лишь» приемным родителем. Кто-нибудь осознал мою потерю и боль? Я испытывала сильные материнские чувства к Конану; он считал меня своей второй матерью – или все было не так? По мере того как недели превращались в месяцы, этот вопрос преследовал меня. Мне захотелось знать, в чем же именно заключалась моя роль.
Я рылась в коробках с фотографиями и выкапывала старые бумаги, обыскивала дом в поисках сувениров и рождественских украшений, которые он сделал.
Я нашла несколько утешительных выдержек из собственного дневника: в одной из них описывались адресованные мне телефонные звонки Конана ко Дню матери, в другой говорилось о белой пуансеттии, которую он подарил мне на Рождество. Я дорожила своими воспоминаниями, помнила его крепкие объятия, которыми он награждал меня после того, как я приготовила его любимое блюдо, или поцелуй просто за то, что постирала его одежду. Однако, какими бы утешительными ни были эти вещи, их все же было недостаточно.
Однажды, спустя почти год после смерти Конана, я сидела у окна и с любовью гладила засушенную розу из траурного венка, которую хранила в своей Библии. Внезапно я почувствовала острую необходимость в одиночестве сходить к нему на могилу. Я никогда не делала этого раньше, но мне отчаянно нужны были ответы на некоторые вопросы.
Уже подходя к кладбищу, я вспомнила слова Чака о недавно привезенном постоянном надгробии. Чак сказал маме Конана выбрать то, которое она захочет. Надгробие было из блестящего мрамора, на его поверхности я увидела выполненную в бронзе спортивную эмблему и фотографию Конана, навечно закрепленную под толстым стеклом.
Я наклонилась и с любовью провела пальцами по выгравированному имени и датам короткой жизни моего пасынка. Вспомнила его буйным, любящим веселье маленьким мальчиком. Ребенок, которого я так много лет помогала воспитывать, возможно, не прошел через мое тело, но я была избрана Богом, чтобы оказать материнское влияние на его жизнь. Не для того, чтобы занять место матери, а чтобы быть всего лишь «в шаге» от него. Я вдруг почувствовала себя очень гордой за то, что стала избранной.
– Для меня было честью быть твоей мачехой, – прошептала я и наклонилась, чтобы поцеловать фотографию.
Наконец-то на душе у меня появилось ощущение покоя. Вздохнув, я встала, чтобы уйти, и вдруг увидела,