Исповедь души. Евгений Поплавский
ion>
Книга первая. Исповедь души. Говорят, люди не помнят своего рождения
Пролог
«Сверхинновация», «агломерация»,
«Осциллограф», «сансара», «фрустрация»…
Или, быть может, проще немного?
«Стол», «перекрёсток», «машина», «дорога»…
А ещё проще – возможно? Быть может:
«Да», или «нет», или как? – Не похоже…
Смотрим глаголы: «бежит», «убегает»,
«Есть», «было», «будет», «прощает», «узнает»…
Что-то не то, а возьмём-ка частицы:
«Да», «неужели»? Нет-нет, не годится!
«Официозный», «пространный», «беспечный»,
«Глупый», «великий», как жизнь, бесконечный
Мир под завязку наполнен словами,
Чтобы полегче нам было с вами
Передавать наши чувства, но всё же…
Среди всех этих, таких непохожих,
Странное слово прячется где-то:
В нём – все оттенки мрака и света,
В нём – все движенья земной круговерти,
В нём – наша жизнь от рожденья до смерти,
В нём – все оттенки любви и печали…
Слово, которое было?.. В начале.
Говорят, люди не помнят своего рождения… а я – помню. В начале было… Вот интересно – можно ли говорить, о том, что было в начале, когда и начала никакого не было? Так же, как и конца, так же, как и… Но тогда я ещё ничего об этом не знал. Я многого не знал… даже слова «я». А потому всё было именно таким каким было. Откуда-то появилось время1. И как только оно появилось возник я. И у меня появились чувства и ощущения. Или правильней сказать, что появились чувства и ощущения, а у них возник я? Поди разбери, как оно было на самом деле… Но я отчётливо помню, как у меня появилось ощущение того, что я есть. И я просто был. Потом откуда-то стали приходить всё новые и новые чувства. Не мои – чужие. Но я ещё не умел замечать разницы, а потому принимал их как свои. Эти чувства стали делиться на светлые, тёплые, хорошие, плохие. Появился интерес, появилась грусть, появился покой… Который вскоре закончился и мир стал ярче. Намного ярче. Это было так невыносимо, что мне захотелось закричать, но почему-то я не мог. И в этот момент я понял, что я не могу вообще ничего. Даже чувствовать. То, что я раньше считал своим – приходило извне. Кто-то чужой чувствовал, а мне доставались только объедки с его стола. И это было неправильно. Я ещё не знал почему, но точно понимал, что так быть не должно. И тогда я впервые почувствовал самостоятельно. Обида переполняла меня, а я даже закричать не мог. И когда моей обиды стало слишком много – закричал он. В этот момент я научился видеть. Я увидел его. Мой брат, который родился одновременно со мной, был единственным, что я мог видеть своими глазами. Только тогда я ещё не понимал, что именно вижу. Я много чего не понимал. Разве может только что родившийся ребёнок понять, что, при рождении, ему не досталось тела?
Вам, наверное, интересно, как может взрослеть такой ребёнок как я. Так вот, я вас разочарую – я взрослел ровно так же, как и мой абсолютно нормальный братец. Мне же никто не говорил, что я совершенно не такой как все, а потому я взрослел с ощущением, что так и надо. Несомненно, было много нюансов, типа того, что мне не пришлось учится ходить, или разговаривать, но зато мне так же, как и любому ребёнку пришлось выстраивать своё умение мыслить, говорить, двигаться. Последнее кстати давалось мне намного легче, чем ему, ибо в моём «нифига»2 совершенно отсутствовали и сила тяжести, и какое-либо пространство в принципе, а потому для перемещения мне не нужно было прилагать какие-то усилия. Достаточно было просто захотеть. Зато я вовсю впитывал ощущения, которые получал мой брат, осваивая все прелести преодоления гравитации. Поскольку мне не надо было ни есть, ни спать, я посвящал всё своё свободное время совершенствованию умения думать и чувствовать. Я учился тому, что умел за двоих, а потому довольно-таки быстро освоил умение влиять на своего брата. Он не знал, что я есть. Точнее, знал, но не понимал, что я – это не он. Он считал мои чувства – своими чувствами, мои мысли – своими мыслями. А я учился догадываться, о чём надо подумать, чтобы он сделал так, как хочу я.
Так я научился радоваться вместе с ним, научился забирать его боль, чтобы она быстрее уходила и не тревожила нас… НАС… Не помню, когда впервые появилось осознание того, что есть не только я и он, но есть мы – я и мой брат. Мы росли, как сиамские близнецы. Только я об этом знал, а он не догадывался… Две души на одно тело – такое ведь даже операцией не вылечить.
Спустя какое-то время, мне пришлось научится прятаться от него. Родители плохо реагировали на его попытки обратить на меня внимание и чаще всего наказывали. Прятаться оказалось несложно – достаточно было просто держаться на расстоянии. Так я перестал попадаться ему на глаза. Детская память пластична – она легко вычёркивает
Я понимаю, что фраза «появилось время» звучит очень странно, но увы – скудность осознания действительности разумом часто приводит к подобным странностям, а потому не будем пока заострять внимание на подобных мелочах.
Место где я фактически находился очень сложно описать. Я так и не придумал, как можно назвать пространство, в котором нет пространства. Формально его не было, но в то же время оно было, а потому «нифига» показалось мне самым хорошим определением, которое можно было для него придумать.