Грядет еще одна буря. Сейед Мехди Шоджаи
предлог ищем, самый малый предлог, и из-за него отказываемся от Бога.
Если кто-нибудь ощутит всю сладость Его любви, просто невозможно потом относиться к этому легкомысленно.
Через несколько дней, после того, как шум улегся и почти все уже потеряли надежду меня найти, я сняла целый дом в районе Тегеран Парс, а свое прежнее жилище продала. Да что говорить зря – не я продала, а Маш Хадидже, – эта простая деревенская женщина заодно все дела мои привела в порядок, словно профессиональный юрисконсульт. Я даже в нотариальную контору не заходила: подписала все бумаги прямо в машине, отдала ключи и получила деньги.
Прежде нужно было очистить неправедно нажитые деньги – ведь на них нельзя вести праведную жизнь.
Возможно, ты слышал об аятолле Саиди – он руководил коллективным намазом в мечети Муса Ибн Джафар, что в конце улицы Гияси. Ты наверняка знаешь улицу Шахбаз – сегодня это улица 17-го шахривара; немного не доходя до площади Хорасан, последним переулком слева был переулок Джахан Панах, до революции – Гияси. В конце Гияси по правую сторону и находилась мечеть Муса Ибн Джафар.
Впервые я увидела аятоллу Саиди, когда мне было лет семь-восемь. Но в то время мы его знали еще как господина Саиди. Во-первых, он был молод, чтобы зваться аятоллой, а во-вторых, он был близким другом моего отца, и их дружба не знала званий и титулов.
Не удивляйся, что я излагаю некоторые факты в деталях и подробностях. Бывают моменты, которые только с виду просты, да зато меняют весь ход человеческой жизни. Знай, что если я вынужденно останавливаюсь на каком-то месте в этом поспешном обзоре прошлых лет и событий, то это не просто так.
Моя мать только что умерла, и господин Саиди пришел к отцу, чтобы выразить соболезнования и все такое.
Я в том возрасте хоть и не понимала, что такое смерть, но столько рыдала и горевала – я ведь была единственной девочкой в семье, поскребышем, и потому ясно, какой невыносимой болью для такого ребенка было потерять мать.
Господин Саиди захаживал к нам еще до той трагедии, однако я его не видела: когда он приходил, то шел сразу в комнату отца. Чай, фрукты и угощения для него обычно приносили братья.
Кажется, господин Саиди пришел к нам через три-четыря дня после поминок по матери[5]; это уже спустя много времени, после поминок на сороковой день, к нам стали приходить родные и друзья, и дом был то полон гостей, то пуст.
Мы, то есть все четверо детей покойной, по просьбе или приказанию отца с момента прихода гостей и до их ухода для соблюдения приличий сидели рядом с ними.
К счастью, когда господин Саиди пришел повидаться с нами, у нас не было других гостей, но по привычке я и трое моих братьев сидели у дверей, а отец – с другой стороны. Гостя же мы посадили в центре комнаты.
Это был высокий худощавый мужчина, лет под тридцать, с благообразным и привлекательным лицом, длинной и густой, но мягкой черной бородой, и до того ласковый, что любо-дорого глядеть было на него.
Усевшись, он сразу обратился к отцу и братьям и сказал:
Поминки, согласно шариату, проводятся вечером седьмого дня после смерти человека, а затем на сороковой день.