Адский танец смерти. Северина Дар

      Чтобы вы знали

      Прошел даже не месяц, как я закончил свою предпоследнюю работу и отправил её редактору издательства. Предпоследнюю, до этой роковой. Неделя передышки между творческим безумием. Срок, который сокращался, всегда. Сначала я давал себе три месяца. Потом два и так скатился до минимума. Неделя, много это или мало? Нужна ли вообще писателю передышка? Наверное, мне, как человеку, она необходима, но вот разум, мозг никак не хотели успокаиваться. Сколько мыслей, непостижимо. Как остановить этот вечный поток, как заставить себя отдохнуть? Наверное, это сравнимо проклятию, адской муки, проделкам бесов. Что ни ночь, то говорящие сны. Что ни вечер, то внутренние монологи. А если бессонница, то они. Нет, их присутствие не пугает, не причиняет дискомфорта, но есть в них что-то отталкивающее. Стоят, смотрят, шепчут металлическим басом, а потом разлетаются по сторонам подобно стае коршунов. А чего хотят не понимаю. И вот, завершив своё предпоследнее творение, откладываю рукописи, а они, наконец, проявляются во всей красе, а я обязан был прислушаться. Но запишу это всё сейчас, после того ада, который прошёл. Запечатлею, чтобы все знали, если не выдержу. Расскажу, чтобы вы знали.

      Я должен

      Я открываю свой дневник задним числом, с того момента, как начал новую книгу, пока помню и есть надежда не забыть. И то был 2024 год. Шёл месяц май и дождь не прекращался уже две недели. Мой обустроенный творческий чердак давно начал протекать под натиском призрачных капель, шумно капающих в цинковые вёдра, расставленные вокруг. Я люблю тишину! Я люблю ти-ши-ну! Слышите вы? Всё! Убирайтесь вон! Я люблю тишину! Прочь! Оставьте меня бесы! Оставьте меня, молю!

      Май, 25, 2024 год

      Утро.

      P.S. Я всё ещё временами помню своё имя. Калашников Емануил Вениаминович, писатель-прозаик, поэт лирик, автор более десятка мировых бестселлеров. Я богат, но живу, как бомж по собственной инициативе. Помогаю нищим и не хочу ничего менять. Мне тридцать три года и я молод, волосы не испортила седина, морщины едва проявляются, сознание ясное, пульс и давление в норме. Я всё ещё занимаюсь спортом: утренний бег, отжимания, вечерние веломарафоны. Не жалуюсь на здоровье, ну, если только на сны. И вот мы подошли к началу кошмара.

      Это была обычная ночь: тихо; пасмурно; приглушённый ночник издаёт умиротворённый шумок, будто где-то вдали, совсем далеко стоит заведённая машина; из приоткрытого окна дует приятный ветерок, покачивая несуразную пожелтевшую занавеску; монотонный звук перебивают громкие капли дождя, но они не раздражают меня, наоборот, я слышу в них спасение, не могу объяснить почему; в углу в ряд выстроились тени, молчаливо смотрят, не приближаются, осторожны. Я переворачиваюсь на живот, чтобы не мешать им наблюдать, и утыкаюсь лицом в подушку, прикрыв веки.

      Бегу, ноги заплетаются. Сердце колотится так, что хватаюсь рукой за грудную клетку, пытаясь приостановить. Чувствую его. В мгновение останавливаюсь и заставляю себя оторвать ладонь, медленно. Опускаю взгляд и смотрю на кровавые пальцы, сжимающие орган. Стучит. Бешено. Не останавливается. Глаза наполняются отчаянием, проявляющимся в слезах. Безысходность. Виски сдавливает адская боль. Оборачиваюсь. Стоят, смотрят и все также молчат. Прикладываю сердце к груди и снова бегу. Что впереди? Пустота. Бездна. Тьма. Врываюсь в неё и чувствую холод. Ощущаю каждой клеточкой тела ледяные проступившие капли пота.

      Это сон. Это был всего лишь очередной сон. Переворачиваюсь и смотрю в потолок, вслушиваясь в успокаивающий музыкальный дуэт ночника и ливня. Дышу. Сердце на месте. Боли нет. Но я знаю, ощущаю всем своим существом, что это было предзнаменование, проблеск истины в мире иллюзий. Оно играет со мной, насмехается, засасывает в свой бесконечный поток ужасающих сюжетов. Я знаю, но не могу сопротивляться, не умею и некому научить.

      Решимость наполняет меня, она ростёт вместе с тревожными воспоминаниями ночного кошмара. Да, не паника, не ступор и не выгорание, именно работа, творческий процесс. Как это возможно после такого, спросите вы. У меня нет ответа, есть лишь они, сон и я.

      Чайник гудит, рассеивая клубы серого дыма по тесной кухне. Кофе, в банке его осталось лишь на одну чашку, но не беда, хватит. Завтрак вообще отменяется, в доме ничего съедобного. Горячий тёмный напиток манит своим дурманящим запахом. Я хватаю чашку, накидываю на бесцветную пижаму грязный халат, вытертый до дыр от времени, сую ноги в древние тапки, доставшиеся от деда, и шлёпаю на чердак. Они ждут, столпившись вокруг стола.

      Ведра уже переполнила вода, стекая по краям на пол. Я выливаю их содержимое в небольшое оконце, ставлю на места и сажусь за рабочую поверхность. Тени не двигаются. Наблюдают. Я открываю ноутбук, на мониторе чистый лист, но ненадолго. Мои руки касаются клавиш и слова текут ручьём из пытливого разума, словно он был просто средством, чернилами. Всё было не так в тот день, в то утро. Я печатаю и понимаю, что создаю не сам. Это они пишут свою историю моими руками, моим существом.