Домовой по наследству. НеВедьма
готки и носки.
Старичка можно было бы принять за обычного ворчливого пенсионера, если бы не его крошечный рост, не больше плюшевого медвежонка. Красный залатанный кафтан, подпоясанный бечевкой, завершал его странный образ.
Он потер руки и обвел взглядом комнату. Удовлетворенно хмыкнул. Подошел к дивану, на котором сном младенца спала симпатичная молодая девушка, потрогал лежащую на полу тонкую пластиковую коробочку, буркнул в бороду:
– Ух, неряха!
И хулиганским жестом затолкал телефон в щелку между креслом и тумбочкой.
Этого ему показалось недостаточно. Он подобрал с кресла помаду, покрутил в ладошках, пытаясь понять предназначение, и швырнул за шкаф.
– Уфф, устал что-то. Старость не радость. Как хорошо мы со старой хозяйкой жили! Чистота, красота, покой. А эта … нет, не люблю я молодежь. Шумно, суетно, грязно кругом. Штуки эти непонятные. И разговаривают все время с кем-то, кого не видно. Вот в наше время…
Он побурчал еще немного, потянулся и исчез в углу.
Тихон был потомственный домовой. В квартиру эту он попал вместе со старой хозяйкой. Дом, в котором он родился, вырос и освоил профессию, снесли, а жильцов расселили. А у домовых такое правило. Переезжать вместе с хозяевами. Куда Бог пошлет. Бог был не милостлив и послал бедолагу Тихона в панельную новостройку высотой в шестнадцать этажей. Вокруг пустырь, который потихоньку застраивался такими же высотками. Ни тебе деревца, ни травинки, даже птиц не видать. Тихон страдал, от чего у него портился характер. Он стал сварлив, ворчлив и мелкопакостлив. Прибирался спустя рукава, паутину заталкивал между дверцами шкафов, хлебные крошки заметал под кровать, хозяйственную утварь перекладывал с места на место. Таким образом старичок демонстрировал свое недовольство. Выйти и сказать домой не может. Потому как людям видеть его не положено.
Но старая хозяйка не понимала намеков. В силу возраста она была подслеповата, да и память подводила. И считала, что сама сунула крышку от кастрюли в морозилку, а крупу не завязала, потому та и высыпалась на пол.
Так бы и жили они, да случилась беда. Хозяйка заболела. Люди в белых халатах положили ее на носилки и куда-то увезли. Два дня Тихон наслаждался тишиной и порядком в квартире, а потом заскучал и занервничал. Нельзя домовому без людей, можно и должности лишиться. А без должности больше вороньего гнезда тебе никто не доверит. И будешь остаток жизни за ними перья подбирать да болтовню пустую слушать. Люди в плане проживания все же комфортнее.
Что хозяйки его не стало Тихон не узнал, но почувствовал. Есть у домовых такая способность. Вдруг заколет руку правую, да пойдет волнами по всему телу. И такое чувство пустоты, хоть плачь. Значит сирота ты теперь. Бесхозный. Ничей. Домовой без хозяина уже не домовой, а так, приживалка.
Потянулись одинаковые одинокие дни. Раз никто не живет, то и за порядком следить нет смысла. Тихон от скуки пытался шастать по соседним жилищам. Однако за стенкой квартира тоже пустовала. А этажом ниже проживал молодой нахальный домовенок Феня, который родился уже в квартире и считал себя городским жителем. Дружба не заладилась ввиду того, что Феня нагло пресекал любые попытки поучать себя и наставлять на путь истинный. А под конец просто выставил дедулю из своей обители, заявив, что он вообще квартирный, а не домовой. А домовые вымирающий вид и их всех следует заселить в один дряхлый дом, чтоб нормальным квартирным жить не мешали.
Тихон так оскорбился, что больше из своего дома нос решил не высовывать.
Тихонько готовился к тому, что вот-вот появится Старший. Как всегда спустится с потолка и грозным тоном сообщит, что отныне домовой Тихон является безработным и обязан покинуть помещение. Сам он, слава хранителям, Старшего никогда не видел, но бережно хранил в памяти историю, рассказанную отцом. А тому его отцом.
Однако в прошлую пятницу, когда дедуля уже начал грустно паковать вещички, нажитые за долгие годы службы, за дверью раздались шаги и голоса. Он суетливо заметался, так как успел отвыкнуть от людей. Куда спрятаться? В итоге не придумал ничего лучше, как нырнуть под кровать и там затаиться. Ух и пыли тут! Накажут его, ой, накажут! Сошлют в воронье гнездо!
В дверь зашли две девицы, блондинка и рыжая. Они стали по-хозяйски осматривать мебель и обсуждать, что придется выбросить, а что можно оставить. Тихон весь превратился в скрипучее негодование. Кому может прийти в голову выбрасывать хорошие вещи? Им ведь еще и ста лет нет.
Дедуля негодующе зафыркал. Люди все равно ничего не слышат. Но рыжая как-то странно насторожилось. Стала крутить головой и прислушиваться. Старая хозяйка его тоже иногда слышала. Но то она, а то пигалица эта нескладная. Хотя похожа. Особенно глаза. Карие, с крапинками и внутри чертики пляшут.
Рыжая девица неожиданно встала на колени и полезла под кровать, прямо в тот угол, где затаился Тихон. Он шарахнулся, запутался в пыли, упал плашмя на пузико, попытался встать, но нечаянно поставил руку себе на бороду, отчего взвыл в голос и на четвереньках бросился удирать в сторону кладовки. Возраст уже все таки не тот, чтоб в догонялки играть.
Слава села на полу,