Аметистовые Грозы. Владимир Ильичев (Сквер)
мой контур и – небо тепла,
какой бы холодной она не была.
Ночь ночи не просит, ни в дар, ни взаймы,
но выйду я в ночь – и получится «мы»,
никто не увидит меня под крылом,
а мы будем рядом… тогда, и потом.
Потом – это утро, потом – это день,
озябшее небо, и тёплая тень,
за вечером полночь… и тайна крыла,
какой бы кромешной она не была.
Взгляд мечты
Если новости – хлам,
если некуда жить,
и мечты не болят,
словно сам отболел —
то со мной пополам
делит яркую нить
твой пронзительный взгляд
через фотоприцел.
Ты смотри так всегда,
ты смотри так на всех,
ты смотри так на всё,
ты смотри – и пронзай,
и любая мечта —
задрожит, заболев,
заскулит, заснуёт…
Доживёт до конца.
Н. а. с.
Я валяюсь. О, нет, не в грязи… На апрельском снегу!
И прикручен в моём рукаве к трём семёркам цигун.
Интересно, надолго ль?
«Я валяюсь» – ведь так говорят, если дико смешно.
Значит, мне с тобой дико смешно. Ты мне делаешь «…но».
Где-то книги над полкой
суетятся, как птицы, готовы лететь и спасать.
Но они – в переплётах и сами, чего им сказать,
на места возвращая?
Если дымное зеркало неба умеренно врёт —
мне твоя полагается ласка, а минимум – лёд.
Посылаю врача я…
Что поделать, никто не пришлёт. Всем спасибо, я сам.
Чудодейственна снежная грязь и приятна глазам.
Неприятна ладоням.
Из подъезда вдруг выпал сто лет незнакомый сосед,
не заметив меня – а меня и по факту здесь нет.
Но зато молодой я.
Если паспорт влиял бы на скорость моей седины —
все счета уже были бы к этому дню сведены.
Я не помню, где паспорт.
Я валяюсь. О, нет, не в грязи… На апрельском снегу!
И ползёт в рукаве по резьбе против часа цигун.
Продолжается сказка.
А
Продайте мне жилплощадь – без единого окна,
и можете забить снаружи дверь, когда войду,
Внутри оставьте бочку полугадкого вина —
мне нужно потреблятьблять хоть какую-то байду…
Из мебели не надо, кроме бочки, ничего,
Оставьте голый холод, заберите свой химпром.
Не надо электричества – без лампы ярче Бо
левы’е ощущения от стука под ребром.
Без лампы мне заглавней озорная буква А,
которая для вас – лишь алфавитный персонал.
Она же горизонт… Она же неба синева!
И я за ней рванул, и в синеву себя загнал.
В гробу мне тесновато и, опять же, не попить,
пошире бы метраж, но – без единого окна,
с одной дубовой дверью, чтобы вам закрыть-забить,
и с бочкой, полной бочкой полусладкого