Призрачный театр. Мэт Осман
и тенистые улочки под городскими стенами.
– Понятия не имею. Пока, – ответил он, прищурившись от лучей зимнего солнца.
Они остановились где-то к северу от ворот, в грязном обветшалом квартале, слишком бедном, чтобы Шэй разносила там посылки. Однако Бесподобный, казалось, точно знал, куда они направляются. Он показал ей на узкий, не шире ручной тачки, проходец между двумя низкими навесами и взял ее за руку. Она, приподняв подол платья, последовала за ним прямо по грязи. В конце темного, поросшего мхом проулка покачивалась на петлях вывеска таверны: скособоченная сорока уставилась на нее черным глазом. «Одна – к печали», – невольно прозвучал голос в ее голове, когда она переступила порог этого заведения вслед за Бесподобным.
– Господа заядлые и азартные игроки, – голос Бесподобного прозвучал нервно в этом неприглядном тесном помещении. Шэй почувствовала подошвами колкий гравий пола, покрытого склизкой грязью, – я обнаружил настоящее сокровище.
Носком башмака он подтолкнул Шэй вперед, и она, слегка споткнувшись, вошла в круг света. Она не сводила взгляда с пламени свечей, горевших над темным кольцом выпивающей компании.
– Я нашел ее в доках, дрожащей под днищем лодки. Сбежала с корабля, наверное. Пуглива, как лань, но брыкается покруче мула. Не из наших краев, очевидно, и совсем не понимает по-английски. Я как раз собрался к нашему ученому доктору Ди на тот случай, если за нее назначат высокую награду, но, зная, как обитатели «Сороки» любят заключать пари, решил сделать крюк, – в таверне все притихли, а он зазывно продолжил: – За шиллинг можно угадать. Откуда приплыла наша загадочная чужестранка? Лучший ответ получает весь банк, за исключением, конечно, самой незначительной доли для банкира! – Он отвесил им легкий поклон.
По столу застучали монеты, и в мгновение ока Шэй окружили мужчины. Пьяные, грязные мужланы. Они собственнически разглядывали ее; грязные руки поднимали подол, дергали серьги; пробовали за зуб театральные ожерелья. Какой-то игрок попытался раздвинуть ей губы, решив посмотреть на зубы, и Шэй не выдержала; она глухо зарычала и выиграла: тот опасливо отступил. Ее настоящая сущность сжалась внутри наряда, скрытая, как готовый к удару клинок. Мужчины пытались говорить с ней по-французски, а потом на латыни. Она безмолвствовала. Тогда зазвучали совершенно неведомые ей наречия. Один мужчина вдруг прошептал ей на ухо:
– Ежели ты не понимаешь по-английски, то не будешь возражать, если я признаюсь, что хотел бы трахнуть твой красивый ротик. – Быстро развернувшись, он пристально взглянул на выражение ее глаз, но она упорно хранила тупое равнодушие. Он усмехнулся: – Так ты согласна?
– Достаточно, – резко заявил Бесподобный, – делайте ваши ставки, пожалуйста.
– Персиянка, – донесся из-за стола чей-то голос, – я видел таких размалеванных восточных шлюх. Она могла быть игрушкой шаха. Я тоже придержал бы ее для себя. Уж ей-то наверняка известна парочка восточных трюков.
– Итак,