Ты для меня одна. Юлия Крынская
p>
– Конечно, уже спускаюсь! Звук выключил! Прости, старина!.. – я сбрасываю звонок, соскребаю себя с водяного матраса и бреду в кухню. Выуживаю из чайника два спитых пакетика, запрокидываю голову, налепляю их под глаза и заруливаю в ванную.
Маруся… Милая моя Фроловна… Твои фото у меня повсюду. Даже на полке рядом с зубной щёткой и бритвой. Кстати, когда я её сюда поставил? Перебрал вчера маленько. Беру в руки рамку и невольно расплываюсь в улыбке. Здесь тебе, Маруськин, восемнадцать. У тебя мамины огромные серые глаза и тёмные вьющиеся волосы, как у Фрола. Ты с завидным упорством выпрямляешь их, хотя кудряшки тебе к лицу. Как же я радуюсь, когда слышу твой голос или вижу твоё милое личико на экране ноутбука. Мы посмеялись с твоими родителями, когда ты в пять лет отчаянно бросилась отвоёвывать трон и корону у взрослых претенденток на моё сердце. Моя взбалмошная принцесса! Если бы ты знала, как многому ты научила своего Серого Волка. Твои родители единогласно привлекли меня к твоему воспитанию, а тебя к моему. Мы много лет прожили под одной крышей. Я научил тебя рисовать, пропахал с тобой курс школьной математики, обучил приёмам самообороны и в четырнадцать усадил за руль своего внедорожника, а спустя год – вертолёта. Наши отношения никогда не выходили за рамки дружеских, пока однажды, в день своего совершеннолетия, ты сама не заявилась ко мне домой с «взрослым» предложением. Я посоветовал тебе ещё раз хорошо подумать и сослался на срочную встречу. Бегом спустился по лестнице, взял с вешалки куртку и был таков. Очухался только вечером в Сочи, когда занырнул в море. Выпив для храбрости, я позвонил и рассказал обо всём твоему отцу. Так ты в момент оказалась в Китае, в престижном универе интерактивных технологий.
Теперь, таким же жарким июньским днём, ты возвращаешься в Петербург с дипломом дизайнера виртуальной реальности. Так и не понял, что это за дичь, но Фрол в восторге от игры, которую ты ему подарила на днях. Выкидываю пакетики от чая в мусорку, оттягиваю нижние веки и разглядываю склеры. Вроде без желтизны. Тысяча хомячков, где бы молодильными яблочками разжиться? В белой шевелюре седины нет, но борода добавляет годков. Сбрею – Фрол всю плешь мне прогрызёт.
– А-о-ы-у, а-о-ы-у, – делаю мимическую гимнастику и хлопаю себя по щам и подбородку.
Мы с тобой просто друзья, но мне не хочется выглядеть на твоём фоне отставным генералом. Мне сорок три, и ещё на той неделе я отжигал у друга на свадьбе с двумя девами чуть старше тебя. Без яблок. Моё тело идеально. Кубики пресса всё так же красиво выпирают, как плитки молочного шоколада. Так ты их однажды назвала на пляже. Почему же рядом с тобой я сегодня представляю себя старым сверчком из сказки про Пиноккио, которую ты так любила? Мы просто друзья. За три года ты наверняка нашла себе нормального парня. Просто ты пока не говоришь нам о нём. Какой-нибудь симпатяга азиат. Мелкий… Похожий на панду. Прибью мухобойкой!
– Стопэ, Рус! Ты уже ревнуешь, что ли? – корю своё отражение. – Сегодня ты просто встретишь Марусю и отвезёшь домой.
На кухне на скорую руку смешиваю в блендере протеин, выпиваю и, подхватив с крючка ключи от машины, выбегаю через веранду во двор. У меня на участке сосновый лес. Сквозь винтажную калитку я словно попадаю в другое измерение. Аккуратно постриженные деревья, пруд, выложенный камушек к камушку, беседки, увитые розами, качели – это поместье Фрола. Мы соседи уже лет двенадцать.
Взбегаю по ступенькам и жму на кнопку звонка. Мелодичный перезвон сменяется девичьим звонким смехом. Дверь распахивается, и меня встречают близняшки Варвара и Есения:
– Привет, Руслан!
– Проходи, Руслан!
Светловолосые красавицы удивительно похожи на Риту. Даже говорят, как она. Вернее, умело подражают. За четырнадцать лет я так и не научился различать с порога, кто из них кто.
– Как у вас чудесно пахнет! – втягиваю носом аромат сдобных булочек и клубники.
– Анна печёт любимый Маруськин пирог, – выходит в холл Мэл. – Здорово, Рус.
Мелани, по паспорту Меланья, вразвалочку подходит ко мне и одаривает крепким рукопожатием. Она копия Фрола. Рослая, с синим пронзительным взглядом и манерами, как у отца. От матери ей достались лишь светлые волосы. К Мэл у меня особое, трепетное отношение. Эту малышку я принял у Риты сам. Перерезал пуповину и вручил обалдевшему другу, его вторую девочку.
– Мам, – кричит Мэл, и я зажмуриваюсь.
– Что ты как иерихонская труба? – спускается по лестнице Рита в белоснежном шёлковом пеньюаре, цокая каблуками. Её стройная фигура нисколько не пострадала с тех пор, как они с Фролом увлеклись деторождением. Золотистые ремешки босоножек оплетают Ритины загорелые лодыжки, и я цокаю языком:
– Ритусь, не слишком экстравагантно для поездки в аэропорт?
Раскрываю объятья.
– Рус, что-то мне не можется, – она касается моей щеки тёплыми губами. – И Ксюха температурит. В воскресенье юбилей, пять лет, а она расклеилась совсем.
Я беру Риту за талию и заглядываю в глаза под опушкой длинных ресниц.
– А ты не беременна часом? – за столько лет я изучил жену друга так, как если бы сам был