Неспящие. Ольга Романова
гнуты, размечталась девка о славе, – одёрнула себя Алёнка, приняв крик птицы за знак, и знак нехороший. – Прям как Кирилл. Правильно говорит отец Василий: «А враг ходит, да смеётся…» – девушка фыркнула. – Я ведь сегодня даже не помолилась как следует».
С этими мыслями, Алёнка принялась за вечернее правило. От молитвы, как это часто бывало, на душе сделалось покойно, вот только холод пронизывал до костей. Мысль, что вдвоём в шалаше будет намного теплее, вспыхнула и тотчас погасла: девичья чистота не позволила ей поддаться соблазну. Алёнка положила голову на колени и попыталась заснуть.
Мокрые хлопья снега падали ей за шиворот, забирая остатки тепла. Тело в ответ стало мелко дрожать. «Нужно было ставить второе укрытие, – ругала себя Алёнка, сожалея о собственной слабости. – Как только вчерась приплыли и ставить. Боягузка несчастная, испугалась угрозы Кирилла остаться в ночь без костра. Теперь вот расхлёбывай».
До полуночи Алёнка крепилась, внушая себе, что воин должен стоически переносить трудности, но, затем, усталость и холод взяли своё. К счастью, на ум ей пришёлся сказ Коваля о древнем обычае: класть меч между не состоявшими в браке мужчиной и женщиной, волею непредвиденных обстоятельств, вынужденных спать в одной постели. Алёнка аж вскрикнула, до того мысль о востром мече оказалась доброй и кстати. Уже в шалаше, защитившись от спящего юноши мечиком, Алёнка перекрестилась и, зарёкшись встать первой, мгновенно уснула.
Алекс ничего не почувствовал. Он горел, он падал во тьму. Он кричал, но крик его был беззвучен. Под утро ему приснилась странная птица: с телом красной совы и головой Дэвида. Хищница громко ухала: «Угу! Угу! Убью! Погублю!» Алекс пытался бежать, но ноги его не слушали.
Проснулся он весь в поту и понял не сразу, что за голос снаружи, толи зовёт его, толи пытается напугать, и, главное, кто это лежит рядом с ним, такой волнующе-тёплый.
– Есть кто живой?!
Зычный голос Добрыни врезался в уши тараном. Холодом окатившая мысль: «Проспала!» – скорее бодрящего умывания в Лютом, пробудила Алёнку. Девушка выбралась в утро так быстро, как будто от этого зависела её жизнь, даже больше, её девичья честь. «Ой, Боженьки, Боженьки, что люди подумают?»
Лес и шалаш, и всё пространство вокруг было белым от снега. Из зарослей вярбы слышались голоса: к ним, по колено в снегу, пробиралась помога. Алёнка выдохнула: никто не видел её выскакивающей от парня. Девушка притоптала место, будто всю ночь просидела снаружи; вспомнив о мечике, быстро нырнула в шалаш, схватила клинок и, не глядя на Алекса, вынырнула обратно, мысленно поблагодарив Бога за количество снега, затруднявшего путникам ход.
Лишь только мечик обрёл свои ножны, как показались спасатели. Впереди шёл Добрыня – могучий богатырь в красных шароварах, тканной рубахе из хлопка, кожаных доспехах и медвежьем плаще, делавшим его похожим на Медведко-богатыря, получеловека, полумедведя из сказки. Не ведая устали, не замечая набившегося в сапоги холодного «сала», он тараном прокладывал путь сквозь мокрый, тяжёлый снег и полёгшую мелочь. Из-за спины воеводы выглядывал встревоженный Кирилл; желая поскорее добраться до сестры, он суетился и выглядел дурашкой. Замыкал шествие Игорь: