Око небесное. Филип К. Дик
нда сообщили о происшествии. Адвокаты пострадавших приступили к составлению исков. Кое-кто из чиновников, отвечавших за Беватрон, вылетел прямо на помойку; туда же отправились отражающая система Уилкокса – Джонса и ее энтузиасты-изобретатели. Рабочие начали ремонт физических повреждений.
Все происшествие уложилось в считаные минуты. В четыре часа ровно отражатель дал дуба, а в две минуты пятого восемь человек уже летели с восемнадцати метров вниз сквозь фантастически заряженный энергетический луч, исходивший из круглой внутренней камеры магнита. Первым падал молодой негр-экскурсовод; он же первым и грохнулся на пол. Последним оказался на полу молодой инженер с соседнего ракетного завода – когда группу завели на смотровую площадку, он откололся от своих спутников и повернул обратно в коридор, роясь в карманах в поисках сигарет.
И возможно, не прыгни он вперед в попытке поймать падающую жену, он бы и не свалился вниз со всеми остальными. Последним, что он ясно помнил, была выпадающая из рук сигаретная пачка и безумный бросок вперед – туда, где, дрожа, исчезал в пустоте рукав Марши…
Все утро Хэмилтон провел в своей ракетной лаборатории. Делать он ничего не мог – только точить карандаши и страдать от неизвестности. Его персонал вокруг занимался обычными делами, корпорация жила своей жизнью. К обеду явилась Марша, улыбающаяся и прекрасная, стильная и модная, словно ручная утка в парке «Голден Гейт». Его мрачный ступор мгновенно рассыпался под воздействием этого душистого и весьма недешевого маленького существа, которое ему посчастливилось заарканить и которое он ценил даже выше, чем свою хай-фай звуковую систему и свою коллекцию хорошего виски.
– Чего опять? – спросила Марша, присев на уголок его стола из броневой стали. Ладони ее в перчатках были плотно сложены вместе, зато стройные ножки беспокойно выплясывали. – Пойдем быстренько пообедаем, и двинули. Сегодня первый день работы этого отражателя, ты же сам хотел на него посмотреть. Забыл, что ли? Ну, готов?
– Я в газовую камеру готов, – резко ответил Хэмилтон. – И она для меня тоже почти уже готова.
Карие глаза Марши расширились; ее веселое оживление сменилось на серьезный, даже драматический тон.
– Ты о чем? Опять что-то секретное, о чем рассказывать нельзя? Милый, ты не говорил, что сегодня у тебя что-то важное. За завтраком ты дурачился и подпрыгивал, как щенок, разве что не тявкал.
– За завтраком я еще не знал. – Взглянув на наручные часы, Хэмилтон безрадостно поднялся на ноги. – Да, давай поедим как следует. Возможно, напоследок. И возможно, это последняя экскурсия, на которую я отправлюсь.
Но он не успел добраться до выхода с территории, не говоря уже о ресторане за охраняемой зоной. Его остановил посыльный в форме, протягивающий аккуратно сложенную распечатку.
– Мистер Хэмилтон, это вам. Полковник Эдвардс приказал передать.
Дрогнувшими руками Хэмилтон развернул бумагу.
– Ну, – мягко сказал он жене, – вот оно. Пойди посиди на веранде. Если я не вернусь в течение часа, ступай домой и пообедай консервированной свининой с бобами.
– Но как же так? – беспомощно взмахнула она руками. – Ты так говоришь… мне страшно. Ты знаешь, что там?
Да, он знал. Наклонившись к жене, он поцеловал ее в алые, влажные и слегка дрожащие губы. А затем направился широким шагом вслед за посыльным в штаб-квартиру полковника Эдвардса, в те комнаты для совещаний на высшем уровне, где уже торжественно заседало все руководство компании.
Когда он уселся, то сразу почувствовал вокруг себя густой, богатый оттенками запах бизнесменов среднего возраста: сочетание сигарного дыма, дезодоранта и дорогого обувного крема. Над длинным стальным столом тут и там звучали негромкие разговоры. Во главе стола сидел сам старина Эдвардс, за бруствером из огромной кучи докладов и формуляров. Строго говоря, у каждого чиновника был свой окопчик из оправдательных бумаг, раскрытого дипломата, пепельницы и стакана с теплой водой. Напротив полковника Эдвардса грузно восседала еще одна фигура в форме – Чарли Макфайф, глава службы безопасности, чьи сотрудники шныряли по ракетному заводу, выискивая русских агентов.
– А вот и ты, – пробурчал полковник Эдвардс, строго глядя на Хэмилтона поверх очков. – Много времени не отнимем, Джек, – у нас сегодня один-единственный пункт на повестке дня; тебе не придется торчать здесь по чужим вопросам.
Хэмилтон ничего не ответил. Он сидел в напряженном ожидании, на лице его читалось волнение.
– Так вот, речь о твоей жене, – начал Эдвардс, облизнув палец и перелистав какой-то доклад. – Я так понимаю, что с тех пор, как Сазерленд уволился, ты возглавляешь наш исследовательский отдел. Верно?
Хэмилтон кивнул. Его ладони, лежащие на столе, побледнели. «Словно я уже умер», – подумал он горько. Словно уже висел на виселице, которая выдавила из него всю жизнь и веселье. Висел, словно какая-то колбаса в темноте подвала.
– Твоя жена, – гулким голосом продолжил Эдвардс, в то время как его пигментированные ладони вздымались и падали, пролистывая страницы, – была определена как представляющая