Когда тает лед. Ханна Грейс

      – Анастасия, еще раз!

      Если я опять услышу этот приказ вместе со своим именем, у меня будет истерика.

      Я и так с утра на взводе, поскольку проснулась с адским похмельем. Для полного счастья не хватает только понуканий Обри Брейди.

      Усилием воли я подавляю раздражение, как и на каждой тренировке, когда Обри ставит передо мной непосильные задачи. Умом я понимаю, что она выбилась в успешные тренеры именно благодаря преданности делу, поэтому швыряю в нее коньки только в своем воображении.

      – Стейс, почему ты такая неуклюжая? – кричит она, когда мы проносимся мимо. – Неумехам не дают медали!

      Что я там представляла насчет швыряния коньков?

      – Давай же, Анастасия. Хоть немного постарайся, – хихикает Аарон, показывая язык.

      Я отвечаю ледяным взглядом.

      Аарон Карлайл – лучший фигурист в Мейпл-Хиллс при Калифорнийском университете. Мне с ним повезло. Когда мне предложили место в Мейпл-Хиллс, а моего партнера оставили за бортом, Аарон оказался в таком же положении, и мы встали в пару. Катаемся вместе уже третий год, и все это время нам не дают спуску.

      Я подозреваю, что Обри – советская шпионка. Доказательств у меня нет, поэтому эта теория толком не продумана. Но временами, когда она орет мне выпрямить спину или поднять подбородок, клянусь, я слышу в ее голосе легкий русский акцент. Что очень странно для женщины из Филипсбурга, штат Монтана.

      Товарищ Брейди в свое время была суперзвездой фигурного катания и до сих пор катается с прежней грацией и выверенностью движений. Даже не верится, что при такой утонченности она способна так орать. Седеющие волосы она собирает в аккуратный пучок, подчеркивая высокие скулы, и носит неизменное черное пальто из искусственного меха, подогнанное по фигуре. Аарон шутит, что под ним Обри прячет все свои секреты.

      Ходят слухи, что она со своим партнером Уайеттом должна была ехать на Олимпиаду, но они слишком усердно тренировали некоторые поддержки, и в итоге вместо золотой медали Обри заполучила ребенка.

      Поэтому она в таком дурном настроении с тех пор, как стала тренером двадцать пять лет назад.

      «Лунный свет» смолкает, мы с Аароном заканчиваем программу, остановившись вплотную друг к другу и пытаясь отдышаться. Наконец кто-то хлопает в ладоши, мы отстраняемся и едем к бортику, где меня ждет очередной нагоняй.

      Я даже не останавливаюсь, когда ловлю взгляд ее прищуренных зеленых глаз.

      – Когда ты наконец сделаешь лутц? Если он не будет у тебя получаться, придется исключить его из вашей произвольной.

      Не считая Брейди, четверной лутц – проклятие моей жизни. Я тренирую его уже бог знает сколько времени, но все равно приземляюсь на задницу. Аарон выполняет его безукоризненно, потому именно я убедила хореографа вставить этот прыжок в нашу программу.

      Гордость – дурацкое чувство. Тем более в фигурном катании, где стоит ошибиться – и тут же падаешь лицом вниз на жесткий лед. Но я предпочту падение лицом вниз бесящему выражению лица Аарона, когда он с притворным разочарованием предлагает прекратить бесплодные попытки.

      – Я в процессе. – Стараюсь подпустить в голос как можно больше фальшивого энтузиазма. – Уже почти получается. Еще не идеально, но я буду тренировать дальше.

      Мелкая, безобидная ложь. У меня правда почти получается. Просто забыла упомянуть, что получается не на льду или только на удочке.

      – У нее почти получается, – врет Аарон, обнимая меня за плечи. – Надо еще немного потренироваться, Эй-Би.

      Очень мило со стороны Аарона выступить со мной единым фронтом перед кагэбэшницей Обри. Наедине же он говорит совсем другое: что у меня только один путь – начать принимать допинг и построить машину времени, чтобы вернуть свое допубертатное тело.

      Тренер бормочет что-то неразборчивое и выпроваживает нас небрежным жестом.

      – Посмотрим, что вы покажете завтра, и желательно, чтобы от вас не разило перегаром. Иначе не видать вам Олимпиады как своих ушей. И мятные конфеты перед тренировкой не помогут. Уяснили?

      Вот черт.

      – Конечно, тренер, – хором отвечаем мы.

      Когда я наконец выхожу из