Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики. Ольга Тогоева
популярной мерой борьбы с воровством во Франции XIV–XV вв. считалось членовредительство. Так, в 1357 г. Парижский парламент был вынужден рассматривать апелляцию одного из осужденных, несогласного с тем, что ему отрубили кисть не той руки: правую вместо левой. В качестве возмещения причиненного ему ущерба вор требовал, чтобы его судье отрубили обе конечности[206]. Принцип «око за око, зуб за зуб», похоже, был весьма популярен в средневековом обществе. Податель судебного иска считал вполне законным, например, желание отрубить палец обидчику взамен своего, утраченного в стычке с последним[207]. Точно так же можно было добиваться проведения пыток в отношении судьи, который ранее под тем или иным предлогом (но, конечно же, незаконно!) послал на дыбу самого истца[208].
Что же касается кастрации, то ее использование в качестве наказания за сексуальные преступления было известно уже салическим франкам:
Если раб причинит насилие чужой рабыне и вследствие этого преступления рабыня умрет, раб должен или уплатить господину рабыни 240 ден., что составляет 6 сол., или же должен быть кастрирован[209].
То же наказание полагалось насильникам (mulierum oppressores) в XI в.[210] Позднее, как видно из приведенных выше примеров, такая мера применялась почти исключительно в парасудебных ситуациях, хотя и считалась вполне допустимой: именно поэтому месть оскорбленных родственников так легко прощалась королевским судом.
Интересно, что кастрация прелюбодея рассматривалась в качестве нормы права (очевидно, также под влиянием византийского законодательства) в городах средневековой Италии: Флоренции, Перудже, Венеции. Здесь, как мне представляется, особое звучание приобретало «теоретическое» обоснование членовредительства, разработанное византийскими теологами. В основе его лежало понятие πορνεία, обозначавшее любые незаконные сексуальные отношения и, в частности, адюльтер[211]. С религиозной точки зрения, πορνεία являлась грехом телесным (а не духовным), что делало само тело опасным для окружающих, особенно когда бывало обнажено и прекрасно[212]. Именно поэтому в качестве единственного действенного средства для борьбы с данным грехом (или преступлением) византийские правоведы рассматривали членовредительство[213].
Ту же картину мы наблюдаем и в средневековой Италии. Если мужчину, виновного в адюльтере, ждала кастрация, то женщине отрезали нос, дабы ее красота более не привлекала к себе взгляды окружающих[214], либо подвергали публичной порке[215]. И в том, и в другом случае подчеркивался прежде всего производимый диффамационный эффект, позволявший за счет унижения преступника восстановить честь и достоинство не только его непосредственной жертвы, но и всего городского сообщества[216]. Таков был основной принцип итальянского судопроизводства, и особенно, как отмечал Гвидо Руджеро, в отношении преступлений, совершенных на сексуальной почве[217]. Тот же принцип,
ANF. X 2a 6, fol. 361-363A (июнь 1357 г.).
ANF. X 2a 9, fol. 205vB-207vA (март 1379 г.).
Например: ANF. X 2a 6, fol. 75B-77vA (апрель 1353 г.); X 2a 6, fol. 190vB-193 (май 1354 г.); X 2a 7, fol. 13-16A (февраль 1360/1361 г.); X 2a 7, fol. 338vB-343A (май 1367 г.).
Салическая правда / пер. Н. П. Грацианского, под ред. В. Ф. Семенова. М., 1950. Ст. XXV. § 7.
Как представляется, здесь находила свое развитие древнегреческая традиция, согласно которой сексуальное желание являлось естественным ответом именно на красоту человеческого тела, неважно, мужского или женского:
Той же участи, по мнению итальянских судей, заслуживали и пассивные гомосексуалисты, приравниваемые к женщинам (
См. подробнее: