Черный-черный дом. Кэрол Джонстон
не ревущие, пенящиеся волны, которые проделывали огромные извилистые ходы в мокром песке и вырывали опору у него из-под ног.
Не темнота и не трепещущий свет факелов. Не те полные отчаяния часы, когда люди сталкивали в бурный прибой лодки: моторные, рыбацкие, даже старые деревянные скоу[1]. Все эти лодки были разбиты о высокие мысы залива или выброшены на берег, словно камни из рогатки.
И не протяжные, усталые причитания женщин, чьи силуэты маячили на выступе скалы, выделяясь на фоне усеянного серебристыми звездами неба над материком. И не взмахи белых рук возле камней, становившиеся все медленнее и реже по мере того, как стихал хор криков. И дело было не в том, что он гадал, какие из этих машущих рук, какая из этих голов, качавшихся на волнах, исчезая и появляясь вновь, принадлежат его отцу.
И даже не жуткая тишина, наступившая после этого. Когда иссякли силы, горе и надежда. Когда иссякли ветер, дождь, гром и море.
Это был приливной колокол на скалах. Его низкий, тяжелый звон становился все глуше под тяжестью воды и времени.
И черная башня, отбрасывающая незримую тень на песок, на залив и на утихающие волны.
Именно это всегда вспоминалось ему отчетливее всего. Иногда это было единственное, о чем он мог думать.
Приливной колокол. И черная башня.
И осознание того, что никто из людей, оказавшихся на этих камнях, никогда не вернется. Из-за него.
Из-за того, что он пожелал. Из-за того, что он сделал.
Глава 1
Четверг, 14 февраля 2019 года
Может быть, все будет хорошо. Может быть, я просто слишком привыкла к тому, что все никогда не бывает хорошо. Не исключено, что и так. Может быть, злой, леденящий страх, живущий у меня внутри последние три месяца, – не столько дурное предзнаменование, сколько давний балласт, ставший слишком привычным. Может быть.
В пабе много народу. Он забит до отказа. И здесь шумно. Намного больше народу и шума, чем я ожидала; это усиливает мое ощущение тревоги и еще сильнее выводит из равновесия.
– По крайней мере, вы пропустили интересную ежемесячную встречу, – с улыбкой говорит Джаз.
С тех пор как он встретил меня на паромном причале Сторноуэя («Вы, должно быть, Мэгги, а я Эджаз Махмуд – Джаз. Добро пожаловать на остров Льюис-и-Харрис!»), высокий и стройный, с круглым лицом, аккуратной узкой бородкой, мягким шотландским акцентом и широкой улыбкой, он относился ко мне не как к незнакомке, а как к давней приятельнице. На протяжении всей последующей сорокамильной поездки на машине Джаз вел нескончаемую беседу, которая сначала нервировала, а потом стала приятным развлечением. «Вообще-то здесь довольно большая пакистанская община – это обычно удивляет людей. Келли говорит, что вы с юга? Я тоже из Англии, из Берика, но лучше не упоминать об этом – думаю, что мне это пока сходит с рук. Говорят, вы не знаете, как долго пробудете здесь? Самое лучшее в этом месте – оно становится домом для всех, кто этого хочет… пока они этого хотят».
Мы ехали на юг по прибрежной дороге, где изредка встречались деревушки – белые домики с двойными мансардами и шиферными крышами, – а затем на запад по плоской пустынной низменности; ее вид в золотистых сумерках заставил меня задрожать, а наш «Рейнджровер» покачивался под порывами свистящего ветра. Далее – тесные лабиринты отвесных скальных стен, а затем – череда зеленых холмов и гладких озер; болота с пламенеющим вереском и мхом, обрамленные высокими скалистыми горами.
И с каждым поворотом – с широкого шоссе на узкую трассу, а затем на почти ненаезженный однополосный проселок, вдоль которого виднелись редкие строения, – я все больше и больше ощущала удаленность от суеты Сторноуэя, не говоря уже о Лондоне. Именно тогда тяжесть в желудке начала усиливаться. Еще до того, как мы достигли западного побережья и я услышала рев Атлантики. Еще до того, как мы пересекли последнее озеро и протряслись по скотопрогонной решетке, а затем по дамбе через узкий пролив. Еще до того, как последние лучи солнца осветили на другом берегу щит с приветственной надписью:
Fàilte gu Eilean Cill Maraigh
Добро пожаловать на остров Килмери
Мои зубы начали стучать еще тогда, когда Джаз гнал машину на запад по единственной дороге. Прочь от огней Урбоста на юго-восточном побережье – поселения с населением шестьдесят шесть человек, – в сторону второй деревни на этом острове, размер которого составлял две с половиной на полторы мили. Эта деревня была древнее и меньше, она находилась на открытом всем ветрам мысу под названием Лонгнесс, и ее население насчитывало менее двадцати человек. Блармор… Мурашки побежали у меня по телу, когда мы свернули на единственную улицу и Джаз наконец остановил автомобиль возле паба – длинного и белого, с черными карнизами, увешанными гирляндами. В его ярко освещенных окнах маячило слишком много людей. Белая вывеска в быстро угасающем свете казалась серой: AM BLÀR MÒR[2].
– «Блар» – значит «битва», «мор» – «большая». Больше никто ничего не знает, но таковы уж эти острова. Тайна – мать заблуждений. –
Скоу (sgoth) – ялик (
Читается как «АМ БЛАР МОР» (