Москве не хватает любви. Алексей Андреев
тачка, – сказал я, развалившись в огромном кожаном кресле, – Это сколько ж надо подержанных колымаг продать, чтоб на такую заработать?
– Много, – гордо ответил Боря, – Очень много. Но я этим больше не занимаюсь. Я теперь художник.
Вот тут настало время удивляться уже мне. Художник? Я был уверен, что он так и торгует автохламом, поэтому даже не спрашивал ничего про работу. Тем более что барыга из Бори вышел действительно отличный – квартира в Питере сто́ит хоть и поменьше, чем в Москве, но и на нее заработать не так-то просто. А Боря заработал. Чтобы было что c женой после развода делить.
– В смысле, картины пишешь? – спросил я и тут же понял, что это очень дурацкий вопрос.
– Конечно, картины, что же еще? У меня выставка через неделю будет, приходи, посмотришь. Вот только никак мастерскую из Питера перевезти не могу, помещение нормальное здесь хрен найдешь.
Картины, выставка, мастерская… Видать, Боря и вправду художник. Вот так новости! Нет, я помнил, что он учился в художественной школе, и даже ее закончил, но вот чтобы хоть кто-то считал Борю талантливым живописцем – такого я точно не помнил. А самым удивительным было то, что он не рассказал мне обо всем этом при первой же нашей встрече неделю назад. Как-то это на Борю совсем не похоже…
Денис был трезв. В принципе, я ожидал чего-то подобного, ведь не стал же бы Боря отрывать меня от игры и тащить в Измайлово ради того, чтобы посмотреть на пьяного Дениса. Это зрелище доступно для любопытных глаз триста шестьдесят четыре дня в году, и куда-то торопиться, чтобы его лицезреть, совершенно не обязательно. Но сегодня, видимо, особый день – триста шестьдесят пятый, вот потому Боря так и гнал свой «Круизер» по Стромынке и Большой Черкизовской, потому так и матерился, когда на светофоре ему выпадал красный.
Денис был трезв, а его однокомнатная квартира идеально прибрана. Конечно, от этого она не стала меньше походить на свинарник, просто теперь это был свинарник, в котором только что провели генеральную уборку. Никакого дерьма, грязи, пустых бутылок, объедков и всего такого – только старая дешевая мебель, рассохшиеся деревянные окна, да прожженный окурками линолеум. На кухонном столе стояли заварочный чайник и три чашечки с розовыми цветами на боках. А еще – пакет печенья курабье и шоколадка «Аленка». Угощения явно выбирал не Денис – курабье он не любил, предпочитая ему водку, а шоколад вообще не ел класса с седьмого. Виновник торжества уселся на колченогую табуретку и налил себе чая. Гостям он чай наливать не стал.
– Дэн, я так рад тебя видеть! – сказал Боря, и я подумал, что хочу немедленно отсюда уйти. Худшего начала и придумать-то было сложно.
Денис достал из кармана пачку крепкой «Оптимы» и закурил. Табаком на кухне и без того пасло почти невыносимо, а теперь дышать стало совсем нечем. Поэтому я тоже закурил, только не «Оптиму», а «Честерфилд», а Боря – «Парламент». Сигаретный дым смешался с тишиной и пополз куда-то в сторону форточки.
Выглядел Денис хреново. Очень хреново. Даже