Легенда. Герои Урании. Алина Романова
немного… ну, может быть, и не совсем… скорее даже, наоборот, много Карт оставалось. Что ж, тем интереснее! Только вот Шута надо поменять местами с Попрошайкой, а то круг замкнётся. А если так, то…
– Мам!
Она подпрыгнула от неожиданности. Макс… Она совсем забыла о нём!
– Мы что, сегодня не идём в садик?
– Идём-идём-идём, вставай скорее! Куда ты засунул свои шорты? Под кровать? Вот, горе моё, одевайся скорее!
– Хочу клеточную рубашку, не хочу эту!
– Клетчатая не глаженая.
– Клеточную хочу!
– Не вредничай.
– Ма, а кто такой гомосек?
– …
– Что-то вроде дровосека, да?
– Немедленно скажи, кто тебе называл это слово.
– А в садике мальчики пели: «В лесу раздавался топор дровосека – мужик топором отгонял гомосека».
– Господи, ужас какой-то. Никогда больше не произноси этого слова, оно плохое.
Сопя, чадо натягивает колготки. Задом наперёд. Обнаруживается это только тогда, когда уже надеты болоньевые штаны, и пришёл черёд ботинок. Они никак не хотят застёгиваться, потому что мешают «пятки» колготок, скомкавшиеся на не свойственном им месте.
– Макс!
Алиса справедливо подозревает, что всё это проделано намеренно, чтобы безвозвратно опоздать, и как следствие не идти в ненавистный детский сад.
– Раздевайся быстрее, и чтобы без всяких фокусов!
Сын покорно, но медленно стаскивает штаны, шорты и колготки, также ненавидимые им. Максу не повезло: это было последнее поколение советских детей, которых заставляли надевать в детский сад колготки.
– Я знаю, мамочка, что я тебя в могилу сведу.
– Вот это верно.
Она лихорадочно носится по комнате в конечных судорогах сборов.
– Ма, а кенар – это канарейкин муж?
– Да.
– А кто лошадкин муж? Лошад?
– Конь.
– А коровкин? Почему не коров, а бык? И почему муж овцы не овец, а баран? Почему, почему?
– Так уж принято говорить. Так сложилось.
«Сто тысяч «почему», спрессованных в одно утреннее общение – это что-то! Молодые родители прекрасно знают это, а старые уже позабыли – для лучшего качества жизни. Потому что такие ужастики должны забываться, как родовые муки.
Мальчик, натянув до половины штаны, задумался с ботинками в руках. Видимо, этимология жертв мясоперерабатывающей промышленности не давала ему покоя.
– Вот у барана – баранина. У телёнка телятина, а с какой стати у коровы – говядина?
– Быстрее, Макс!..
Уже на улице он вцепился в неё не хуже свежего репейника.
– Ну скажи, почему говядина, а? ПОЧЕМУ?
– Вот это я уже смогу тебе растолковать. Понимаешь, в старорусском языке любое мясо вообще именовалось говядой. А поскольку коровы были главными кормилицами в семье, то и…
– Говядой! – завопил Максик, рьяно подпрыгивая. – Ага, говяда! ГОВЯДА!!!
От