Возвращение. Владимир Малышев
том слово, потом предложение, а через три часа был готов первый рассказ «Дураки». Дал почитать его профессионалам, и его напечатали в газете.
Затем поехал на поезде в командировку, и под стук колес родился следующий рассказ. Вошел во вкус, стал в свободное время сочинять прозу. При этом, когда медленно печатаю первое предложение, в голове возникает второе и так далее. Нет предварительного плана, задумки, я даже не знаю, чем рассказ завершится. От этого самому становится интересно. Мне нравится не причислять себя к профессионалам. От этого меньше ответственности и критики. Однако, не скрою, буду рад, если мои рассказы кого-то заинтересуют и кому-то захочется их прочитать.
А что касается стихов, то их сочинительство я начал в юношеские годы, как и многие романтически настроенные молодые люди. Впрочем, стихами и назвать-то их было нельзя. Просто скучно было шагать по тёмным улицам подмосковного посёлка после школы или кино, а позднее по два часа тащиться в электричке в Москву на учёбу и обратно. Вот и развлекал я себя рифмами, рисуя различные картинки, навеянные романами Дюма, стихами Есенина и песнями Высоцкого. Это юношеское увлечение проявлялось и позже, особенно в первые годы так называемой перестройки, видимо, потому, что много в то время было нового, волнующего и необычного. И в последние годы иногда что-то слагается само собой без особого старания. Добавление стихов в книгу прозы следует рассматривать только как факт моей биографии, как отражение того, что мне удалось пережить и прочувствовать когда-то… Надеюсь, и они заинтересуют кого-либо из читателей.
К рассказам мои коллеги, художники, педагоги и студенты ВГИКа, чьи фамилии указаны в завершении книги, сделали иллюстрации, за что я им бесконечно благодарен. Эти иллюстрации оживили рассказы, придали им некую «картинность», не зря же все мы трудимся на вгиковской ниве.
Рассказы
Дураки
Коллежский секретарь Александр Петрович Бибиков, дописав очередную страницу формуляра, вложил её в папку, потянулся и с грустью посмотрел в окно. Собственно, смотреть было не на что. В тёмной раме выделялись лишь тусклый уличный фонарь да серая окружность февральского снега вокруг него. Сослуживцы Александра Петровича уже успели осушить по нескольку бокалов шампанского по случаю именин одного из них, а ему досталась участь, как ведущего трезвый образ жизни, исполнять срочное поручение начальства. Бибиков застегнул пуговицы мундира, взял документы и по парадной лестнице проследовал для доклада к действительному статскому советнику Верниховскому, где тотчас же был принят.
Советник расположился в кабинете по-домашнему. Сидел на диване без мундира, на столике перед ним стояла початая бутылка коньяку, рядом расположились несколько бутербродов с нежно-розоватой сёмгой и белужьей икрой, в свежести которой не приходилось сомневаться, а также хрустальная рюмка, подёрнутая янтарём от предыдущих наливов.
– Да вы, батенька, просто герой! Экую гору понаписали! Эверест не иначе! Положите на стол, а сами извольте взять стул и присесть супротив меня для доклада, – сказал Верниховский, перемещая вторую рюмку за пузатую бутылку.
– Позвольте, ваше превосходительство, доложить стоя? – конфузясь и краснея, вымолвил Бибиков.
– Отчего же стоя? Правды-то в ногах кот наплакал. Так что присаживайтесь, уважьте старика. Да и нет уж никого в этот час, окромя нас с вами да швейцара в подъезде. Сами-то из каких будете? Как звать-величать? – спросил статский советник, разливая коньяк по рюмкам.
– Александр Петрович Бибиков, ваше превосходительство, а родом из мелкопоместных, – проронил молодой человек.
– Постойте, постойте, уж не сын ли вы Петра Ивановича из Саратова?
– Именно так-с.
– Поди ж ты, а ведь мы с ним службу в Малороссии начинали! Да уж, погуляли и покутили по молодости! Ну а что он сейчас? Жив ли, здоров?
– К несчастью моему, три года уж как почил в Бозе батюшка.
– Да… идут годы, – с задумчивой грустью произнёс Верниховский и тут же оживлённо добавил: – Ну что ж, давайте по рюмочке за светлую память родителя вашего.
– Я, ваше превосходительство, не приучен к употреблению, – с ужасом понимая, кому он перечит, прошептал Бибиков.
– Да ведь и что с того? Все мы когда-то только мамкино молоко сосали. Пора и Бахусу должное отдать. Сейчас в приличном обчестве без этого никуда. Коль уж батюшка ваш не успел, я, как старинный друг его, вас и научу. Возьмите рюмочку в правую руку, а в левую бутербродик с икоркой, вдохните и – вперёд, гусары!
Советник лихо опрокинул рюмку, пронаблюдал, как Александр Петрович мучительно дотянул коньяк, и мягко придержал его руку, когда она заспешила поднести бутерброд ко рту.
– Не спешите, почувствуйте огненный букет в чреве, а уж потом погасите жар икоркой. Вот так и продолжим. Хорошая нам, старикам, смена растёт.
Дальше были тосты за царя, за родину и веру, сначала вместе, потом – по раздельности, за матерей