Папины письма. Дарья Давыдовна
оничный и насмешливый, но не всегда – и это не главное во мне, это скорее всего защитное качество, это нападение – как лучшее средство защиты. Что меня всю жизнь сопровождает, так это стыдливость. Я стыдился есть мясо (Стыдился и перед животными и перед людьми), стыдился на глазах у кого-то зайти в туалет, стыжусь носить галстуки, стыжусь быть мужчиной – (немножко неловко быть папой), стыжусь, когда женщины работают тяжело и обслуживают мужчин, стыжусь нажать кнопку перехода, вынуждая останавливаться грузовики на красном свете – им так тяжело потом трогаться – мне стыдно и поэтому я не ем мясо, не ношу галстуки, перебегаю дорогу на красный, стираю себе носки, первым хватаюсь за посуду, стыжусь кем-либо командовать, стыжусь того что мы с тобой врозь. 12.04.2001 Bonn
Самым важным в моей жизни было твое отсутствие. Это был знак, это была печать, это была печаль, это была судьба… Встань и иди … Этот город, эта дорога внутри твоего ребенка; этот дождь где-то внутри, эта девочка где-то внутри дождя, мокну внутри тебя под дождем…10.08.2002
Здравствуй, моя девочка. Я люблю тебя и в письмах совершил ту духовную работу, которая переводит боль в покой. Спасительным другом был для меня и велосипед – это удивительная комбинация перехода друг в друга ритмов механических в ментальные – велосипед – это зеркальное отражение человека на четвереньках.
По дороге всегдашней, среди грустного, моя девочка, за которой оставшийся я, без попытки добавить шаг ровный, где усталость забытая во внутрь, хранится как неназванное в пути одиноком как молчаливый попутчик оберегает от проговаривания прошлого.
В твой рождения, чтобы быть близко к тебе, я где-нибудь заночую на Рейне – неуловимые мысли мои о моей девочке, зависающие в плотности тумана от реки, вдоль которой я двигаюсь, как по извилистой линии памяти.
Так голос мой хрупкий, как изгиб реки, жаждал выждать твое имя, как берег сохранял русло – так губы мои сухие хранили дорогу и след, который не мог вернуться и не мог крикнуть.
Моя особенность в гардеробе, это спущенная на горло налобная повязка, она как шарфик – на этом и все мои особенности. Во всем остальном я человек одинокий, что позволяет мне очень долго ехать на велосипеде без остановки и думать о тебе.
Пишу тебе – будто настраиваю механизм жизни, будто переставляю часы, беру ритм хода, чтобы потом выдержать долгое расстояние и отсутствие, собственное молчание, чтобы копилась усталость движения и тишины, – в покое начала и в покое, когда храню мою девочку.
Время не там и не тут, всё сменялось всегда отсутствием, мы никогда навсегда не встретились, мы навсегда расстанемся – и отсутствие времени будет покоем – привычно вслушиваюсь в отсутствие, как в тишину – звуки случайные не задевают меня – отсутствие время меняет плотность и колебания пространства – звук немой, как твое имя следует за… мной – я утаил навсегда слово «постой»
Больше ничего не случится кроме ожидания – и строчки мои есть не что иное, как ожидание, молчаливое ожидание неназванного – шаги мои осторожные, хранящие прощание, ночлег мой одинокий у изгиба реки, который спускается дальше, где имя твое я умолчал.
Выжду паузу в дороге и дальше – сухая одежда, как чувства дома, – но, если я получу дом, то я пройду мимо – я ушел далеко, чтобы уже вернуться, я привык не искать дверь, я хожу без ключа и ружья, и ветер ко мне как родитель.
Я как будто ни с чем, что-то близкое дереву, не умею идти ни за кем, отстаю от шагающих вместе. Но где-то опять сапоги, отстаю, повторяю, грохочут… Тянется тонкая паутина, рвётся.14.09.14
Спешу писать я не о чем и пустынях, о мелочах – вокруг меня вещей так много, которые переживут мой срок короткий, которые любил, которым удивление дарил – умру в гнезде из лоскутков, я свитым.23.1.15
Еще раз Rhein und immer wieder – на берегу стою покорный – пустые руки опущу на воду – мне помнить хватит времени еще – спешить не хочется, когда я всё ношу с собой.22.2.15
Ну вот, сидя в мешке спальном говорю тебе, что так оно и должно быть, что я не сколько не жалуюсь, что я тихо и молча благодарю жизнь, благодарю моих девочек и прошу за них, еще несколько шагов… куплю мешок я скоро новый.05.05.14
Моя открытка, моя белая скатерть, мое застолье, мое одиночество, моя растерянность, мое молчание, мой шёпот, случайное сочетание слов, непредсказуемость, неожиданное, как-то так само – собой, как окно, как тишина, как пространство буквы, внутри неизвестного.23.2.14
А у нас Никита трогатель ветра – и это похоже на то, как будто бы я трогаю твой волос и твоё отсутствие. Ветер, ветер – он не исчезает, он прячется в детской руке.11.07.14
Мой слог всегда тяжелый – но в оправдание скажу – я прыгаю легко, туда-сюда с велосипеда – я знаю, ты меня простишь – и прыгну снова я легко и напишу тебе.2.6.14
Я всё еще по капле выдавливаю из себя «Ура» – я родился за Уралом, но мне этого мало – потому что во мне больше растерянности и случайности, и дорога всегда дарила мне ночлег, и я часто спотыкался на слове.28.3.14
А у нас Никита может на выстрел ружья усмотреть