Не говори маме. Саша Степанова

      Запчасти для счастья

      Все вокруг повторяли: «Как можно было не заметить такое?»

      Страшно думать, но и перестать не получается – как можно было не заметить такое, когда мы гуляли, смеялись, дышали и иногда спали вместе?

      Теперь моя электричка то летит, то крадется к станции «Красный Коммунар». В новую жизнь. От старой остался твой конверт с кривой припиской: «Посмотри, кем я стал. Только не говори маме». Он пришел заказным письмом – забрала на почте вчера вечером, но так и не вскрыла. Сейчас я отрываю край – внутри листки с распечатанным текстом.

      Я должна была прочесть это и решить, как нам обоим жить дальше? Пойти в полицию? Вопреки всему поклясться тебе в любви и верности? Или сначала поклясться, а потом – в полицию?

      Эти журналисты нарочно выбрали лучшее фото, ты там совсем как в жизни: волосы на глаза, приоткрытые губы, в расфокусе – городские огни. Я не знаю, кто сделал снимок, кто поймал тебя в объектив, кто был рядом с тобой и увидел тебя таким. Они хотели показать, что убийцы бывают симпатичными, интересными, умными, душой компании, что в убийц можно влюбиться… Тебя уже нет, но в тебя все равно влюбляются.

      Тебе, наверное, плохо было, а я ничего не заметила.

      Знаешь, я поступила в колледж. Экономика и бухгалтерский учет – почти как в Вышке[1]. Буду учиться здесь, зато не потеряю время: через год и десять месяцев – диплом. Мне нужно было уехать, дома стало… тяжело. Невозможно.

      До сих пор ловлю себя на том, что боюсь людей. Нет ничего хуже их взглядов. Будто кто-то может меня узнать, и все начнется заново. Я боюсь подъездов, незнакомцев в лифтах, боюсь кассирш в супермаркетах, социальных сетей, сумасшедших старух, мамочек с колясками, блогеров, попрошаек, пассажиров метро… У меня паранойя. И вот этой стопки бумаг на коленях я боюсь тоже. Не могу заставить себя прочесть. Вдруг со мной действительно что-то не так? Вдруг я тебя пойму?

      Садистка – самое невинное из того, как меня теперь называют.

      Я читала про жен маньяков, но стало только хуже. Джули Баумайстер находила на участке фрагменты костей и внушала себе, что это реквизит медицинской школы отца-анестезиолога. Дарси Брудос не слышала криков жертв, которых ее муж пытал в гараже за домом. Елена Попкова не верила, что ее муж совершил восемьдесят убийств, и бросила его только после приговора суда. Феодосия Чикатило не замечала крови на одежде супруга и его приставаний к собственному внуку. «Как же так, Андрей?» – спросила она после ареста.

      Как же так, Март?

      Людмила Сливко считала своего мужа стеснительным и скромным, а он не ложился с ней в постель, потому что предпочитал мальчиков из турклуба «ЧЕРГИД». Он их пытал. Здание клуба потом подожгли местные жители.

      Машина, которую ты подарил, сгорела прямо на парковке у дома – какой-то журналист отыскал и ее, и мой адрес. В статье номер машины был скрыт, но потом та же самая фотография появлялась в других – уже с номером…

      Жены маньяков меняли паспорта и прописки, забирали детей и бежали туда, где их никто не знал. У меня теперь тоже другая фамилия – мамина, и Майя Жданова, встретив Майю Зарецкую, не узнала бы в ней себя. Я покрасила волосы в черный и обрезала их так коротко, что голова кажется теперь совсем невесомой. И шее непривычно холодно – я научилась носить шарф и шапку, совсем как в детстве. Даже город сменила, но не могу сменить себя – сделать то единственное, что могло бы мне помочь.

      Он смотрит на меня. Мужчина напротив. Смотрит дольше, чем принято между попутчиками, и пристальнее, чем если бы я показалась ему интересной. Он точно меня узнал – и скажет. Сейчас он скажет мне…

      «Та самая тварь из новостей!»

      Половину моего лица закрывает медицинская маска, но это не помогает. Я прячу глаза, делаю вид, что увлечена своими бумажками, хоть и не собиралась читать. Мельком замечаю несколько фраз. Этого достаточно, чтобы понять: у меня в руках твой дневник.