Папина дочка. Окончание. Жанна Никольская

      … -И значит, возвращаюсь я из рейса на день раньше… Представляешь, еще цветы, дурак, купил! -Зотов, здоровяк лет тридцати, сделал еще затяжку и смачно сплюнул на землю, – А эта сучка не одна…

      – В постели? – усмехнулся Дмитрий. Зотов, пожалуй, являлся единственным из тех, с кем он теперь вынужден был делить барак и стоять у станка, кто не вызывал у него отвращения. В какой-то степени этот морячок ему даже нравился.

      – Если б в постели, убил бы обоих, – сурово ответил Зотов и, аккуратно затушив окурок «Примы», сунул «бычок» в рукав. – Нет, они просто чаи гоняли и, знаешь, ворковали так… любовно, – он ухмыльнулся, – Но, конечно, как только меня увидели, у обоих рожи вытянулись…

      – А дальше что? – спросил Дмитрий, впрочем, без особого любопытства.

      – Дальше-то? – хмыкнул Зотов, – А дальше я просто сгреб ее хахаля за грудки… и вышвырнул с балкона.

      Дмитрий присвистнул.

      – А этаж какой был?

      – Да второй, – небрежно ответил Зотов и даже поморщился, – Просто хлипким парнишка оказался… Теперь в инвалидной коляске передвигается… Люська, конечно, визг подняла… – он вздохнул, – Да что с нее взять? Все бабы дуры…

      – Ты с ней развелся? – полюбопытствовал Дмитрий, и Зотов удивленно посмотрел на него.

      – Зачем? Она теперь передачи мне исправно шлет, а скоро и сама приедет… – он мечтательно улыбнулся, – На длительную свиданку… Жду-не дождусь…

      Дмитрий тоже улыбнулся, правда, весьма криво, вспомнив последнее письмо от матери, пришедшее две недели назад, в котором та намекала на то, что Лада «вроде бы», по слухам, собирается замуж.

      Не «вроде» и не «по слухам». Он почти стопроцентно был уверен в том, что Лада уже замужем либо выйдет замуж наверняка. Что ж… иного он, признаться, от нее и не ожидал – не отличаясь большим умом, Лада тем не менее являлась очень практичной девицей. Материальной.

      Еще мать писала о том, что адвокат после того, как были отклонены две жалобы – в кассационную инстанцию и надзорную (эк мама теперь подкована по юридической части! До случившегося с ним и слов-то подобных не знала…), обнадежил Орловых тем, что остается еще инстанция – Верховный суд.

      «А потом он „вспомнит“ и о президенте, – желчно подумал Дмитрий, – Не уймется до тех пор, пока не выдоит последние сбережения с родственников осужденного, шакал…»

      Конечно, он ни на йоту не верил в благополучный исход дела – осудили его просто-таки филигранно: не оборона, а самое настоящее злостное хулиганство, а вследствие этого – неосторожное убийство. И каждое лыко шло в строку – и то, что владел боевыми приемами, и то, что ударил первым (сам же ударить себя не позволил) и даже его неосторожное признание в выпитой незадолго до этого кружке пива… Ну, а если еще учесть главное – родственную связь погибшего с «высоким» чиновником из мэрии, – то совсем не следовало удивляться и неоправданно жестокому приговору, и резолюции на жалобах – «от-ка-зать».

      Сам Дмитрий то и дело со страхом ловил себя на том, что уже втягивается – пребывание в неволе имело свой (хоть и очень сомнительный) плюс – не приходилось теперь взваливать на себя груза самостоятельных решений – порядки в зоне установились давно и прочно, и выживали тут сильнейшие – морально и физически.

      Вот когда Дмитрию пригодились и хорошая физическая подготовка, и владение борьбой, и относительно высокий порог боли.

      Держаться он старался особняком. Неоднократно убедившись в том, что з/к Орлов способен за себя постоять, однако на рожон не прет, зечары в известной степени его зауважали. Впрочем, держаться особняком удавалось не всегда – нельзя было отказываться (если приглашали) от участия в карточных играх, от распития чифира и даже якобы запрещенного спиртного.

      Со стороны администрации особых нареканий не было – у станка Орлов трудился добросовестно. Не то, чтобы работа помогла забыться полностью (не такая это была работа) … но все же чуть-чуть помогала.

      Иногда он ловил себя на мысли, что воспринимает нынешнюю реальность как затянувшийся кошмарный сон – вроде и хочешь проснуться, а не можешь. И все-таки надеешься, что рано или поздно проснешься.

      И в таком состоянии душевной дремоты, иными словами, легкого аутотренинга (сон, только сон…) пробыл Дмитрий Евгеньевич Орлов, в недалеком прошлом – выпускник вуза, мечтающий об аспирантуре, и просто обаятельный парень, а ныне лишь з/к Орлов, без малого год. А точнее, девять месяцев и двадцать шесть дней.

      * * *