Ау!. Иван Аккуратов
рыком проезжающих на улице машин, лаем собак и пением подвыпившей молодёжи. Не тишиной, сотканной из шёпота колонок, принимающих сигнал радио, гула электрических ламп и системного блока, отправленного в спящий режим. То была настоящая тишина – густая, первобытная. Когда лишь порывы ветра заглушают пульс, стучащий в ушах. И когда понимаешь, что, стоит всем замолчать хоть на мгновение, и вокруг не останется ни звука, кроме едва слышного треска костра.
Но они не молчали. С того самого момента, как Катя и Лена начали насаживать замаринованный свиной шашлык на шампуры, а Славик и Макс разжигали второй костёр в мангале, разговоры окружали их, не подпуская тьму, как москитная сетка не пускает насекомых.
Славик рассказывал всем о том, как охотился здесь с отцом, хотя и признавал, что ему самому отец лишь дал сделать несколько безуспешных выстрелов по птицам. Говорил, как любил те времена, как радовался возможности провести с отцом выходные, практически не разговаривая, но в тоже время отчётливо ощущая, что он рядом.
Он не стал упоминать – и Катя была ему за это благодарна – о том, как отцу несколько лет назад пришлось переехать в Москву. Как он был плох последние месяцы. Как он умер, и как Славик нашёл его, вернувшись с работы, накануне их с Катей первой встречи. Всё это, что уже писал ей когда-то в телеграмм, будучи, как она поняла, в стельку пьяным, сейчас Славик свёл к одной единственной фразе: «Что-то кончается, что-то начинается». И даже улыбнулся, посмотрев Кате в глаза.
Лена, когда они уже сидели все вместе, уплетая мясо за обе щеки, а ветер трепал две установленные за их спинами палатки, без умолку трещала про свою работу. Рассказывала про начальника, который во вторник довёл её до слёз. Про отчёты, продажи и про то, что скоро обязательно наступит понедельник. Конечно, куда ж он денется. Однако, даже это было лучше, чем молчать.
Макс, слушая её, быстро захмелел, в промежутке между первым и вторым тостом выпив ещё трижды. А после мечтательно пересказывал свою экспедицию в космос в какой-то игре. Он жаловался – искренне, чуть не плача, – на то, как не повезло им всем родиться в это бессмысленное, скучное время. Время, когда все открытия на Земле уже сделаны, каждый клочок суши изучен и просматривается со спутников, но в тоже время технологии ещё не дошли до того, чтобы он смог пуститься в путешествие к звёздам.
Все смеялись. Смеялись без всякой злобы, несмотря на то, что понимали, конечно, что он, уже несколько лет неспособный найти работу и сидевший у Лены на шее, вряд ли вошёл бы в первую сотню колонистов. И вряд ли покинул бы Землю, даже если бы это было также просто, как сесть на метро.
Катя тоже не молчала – наоборот, она старалась заполнить словами каждую паузу. Она говорила о недавно прочитанных книгах. О прошлогоднем путешествии в Польшу, после которого у неё появились там две подруги по переписке. О том, как она зачем-то начала учить финский и датский и собиралась переехать в одну из этих стран, но сейчас вряд ли вспомнила бы даже алфавит и цифры.
Рассказала, не в первый раз, конечно, и об их первой встрече со Славиком.