Юность. Сборник деревенских рассказов. Алексей Евгеньевич Кривошей
ути. Трудно ориентироваться: дальше двухсот метров впереди ничего не видно. По логам ветер не так сильно режет лицо – красное, давно потерявшее остроту ощущений и горячее от морозного ветра. Мы сливаемся с метелью, которая делает нас незаметными и неслышными не только для зверя, но и для человека. Одежда легкая, но теплая, вышибает горячий пот – последнюю влагу. Сверху белые маскхалаты, сильно запачканные кровью на спине и немного забрызганные спереди: следы от убитой дичи. На голове маленькие черные шапочки, закрытые белым капюшоном. Они совсем не греют, а ветер продувает их насквозь. Но это ничего: привыкли. Идешь как робот, не чувствуешь боль и усталость, только иногда избитые в кровь ноги и обмороженные уши дают о себе знать, поднывая жгучей, острой болью, которую сразу же стараешься задавить: чаще успешно.
Нас трое. У друзей – двустволки двенадцатого и шестнадцатого, у меня -одностволка шестнадцатого калибра. На поясе ремни-патронтажи и широкие ножи-самоделки. Ружья за спиной, перекинутые через оба плеча. Мы постоянно идем. Отдыхаем редко, очень редко. Два, три глотка чая со льдом и искуренная сигарета, вряд ли, придают много сил, поэтому отдых не приносит много пользы, но усталость сразу же стараешься подавить, да, она и не так сильна, как впечатления от природы.
Кругом глушь. Поля, леса и ручьи, в ложбинах заметенные снегом. В логах он глубокий и мягкий, в полях – крепкий наст, на котором легко сломать лыжи. Так метет, что иногда не замечаешь свеженасыпанный бархан. Лыжи в него врезаются быстро – можно не устоять на ногах. Небо белое, как вата и очень низкое. На него тяжело смотреть.
Вот появился свежий след. Вообще, следов мало: их сразу переметает. След заячий: две задние лапы в одну линию, две передние с боков параллельно. В стволах картечь. Скатываемся по следу вниз, одновременно меняя ее на дробь. Ружья наготове: или через плечо, или в руках. Тихо, почти шепотом, обговариваем действия и рассыпаемся по следам. Меня выдает предательский кашель: задавливаю его в рукавичку. Справа – спереди выстрел. Бегу. На ходу снимаю варежку и взвожу курок – азарт. Вижу зайца – беляк, крупный, уходит в гору, но стрелять – далеко. Зайчишка убежал быстро, косо поглядывая назад. Я подбежал к Мишке, стрелял он, с картечи – дроби не было. Трудно попасть, да, и хорошо, что не попал – пускай живет. Идем дальше врассыпную, вдоль лога, по лесу. Следов от зайцев стало много – свежие, но так ни одного больше и не встретили. Лог кончился. Длинная гора-холм, поле, наст, сильный ветер – уши заворачивает, лицо обветренно, губы пересохли. Сильно хочется пить, но чай замерз. Ем снег – впервые в жизни. Он жжет рот, и с него не напиваешься. По телу пробежала холодная, но приятная истома.
Все чаще стали переходить холмы, в гору идти тяжело – я маленько отстал. В логах видели следы лося, козы, лисы, стреляли в тетеревов, выпрыгивавших из-под снега, но опять далеко: не попали. Они так быстро и неожиданно взлетают, что сразу теряешься и очень трудно попасть. Зато интересно наблюдать за ними. Ведь, до чего хитрые птицы: под снег прячутся, а там им и холод, и метель нипочем, да, и хищнику трудно достать.
Тетерева улетели, а мы снова спустились в лог. Повеяло каким-то густым незнакомым запахом, но его тут же сшиб ветер. Мишка обошел лог с другой стороны и подал нам знак. Присмотревшись, увидели свежий след. Раньше таких больших не видел. Леха молча переставил в один ствол пулю, в другой картечь. Я поставил пулю. Идем по следу. Я уже понял, что это лось. Убивать нам его не нужно, но, если кинется, надо быть готовыми. А у них скоро гон, значит опасные. След ушел дальше по логу – нам не по пути. Снова миновали гору и разглядели куропаток. Маленькие коричневые птички притаились рядом с копной сена и что-то клевали. Нас они заметили не сразу, а потом насторожились и улетели. Я безнадежно стрельнул вдогонку дробью – не попал. Выстрел было раскатился по ложбине, но тут же затих от ветра. Двинулись дальше со странным чувством, которое медленно стало угнетать. Это не усталость, что-то другое. Мы заблудились. Первым это заметил Мишка, потом и Леха, и я. Но чувство сдавленности не от этого. Оно гораздо ярче и острее. Нарастает. Наконец, причина выяснилась. Сзади, на косогоре, метрах в трехстах появились черные точки. Их слабо видно через буран, но в бинокль четко. Это волки. Видно только пятерых или шестерых, но их может быть гораздо больше. Они собираются в стаи до тридцати штук. В это время года волки наиболее опасны, если голодные, могут кинуться даже днем. Но страх у меня почему-то не появился – скорее жуть.
Я понял, они почти как мы: хитры, умны и жестоки. Это великолепные охотники. Они будут идти за нами логами, полями, лесами. Волки будут выслеживать нас, как дичь. Они окружат нас и нападут, когда мы устанем. Странно, но страх так и не проснулся.
Теперь совсем нельзя останавливаться. Мы устали, хотим есть, пить, отдохнуть. Скоро начнет темнеть. Вперед! Ты превращаешься в машину из плоти и костей. Ты не думаешь и не чувствуешь, а только идешь, но куда? Правильно ли? Я не охотник, я лишь делаю жалкие попытки им стать, но Мишаня с Лехой: они – да. Опыт и интуиция не подвели их, на горизонте видимости забрезжила заметенная, почти ровная с полем, дорога и столбы линии электропередач. Все: я понял, что не могу больше идти. Я уже не чувствовал замороженные уши, не ощущал кровавые мозоли на ногах. Снег, как кислота, разъедал рот. Губы потрескались