Стая. Ольга Григорьева
подхлестывать понурую кобылку:
– Издалека, .. А брат-то твой как зовется? Каким делом занимается? Я в Альдоге уже давно торгую, всех знаю, а вот из Приболотья никого не упомню.
– Сирот. Он у вашего князя Гостомысла в дружине служит.
Тетка наморщила лоб, словно пытаясь припомнить, о ком идет речь. Айша шла рядом, помалкивала. Колеса сипели, кобыла попутно успевала отгонять от своего крупа недавно проснувшихся слепней, посуда раскачивалась, лицо бабы помрачнело.
– Не, не упомню никого такого… – наконец призналась она и, словно оправдываясь, заспешила словами: – Да нынче тут и не разберешь, где да кто. Как в начале березозола урманский князь Орм, поганец проклятый, налетел, будто встречник[56], чтоб ему сдохнуть, супостату! Все пожег, пограбил. Многих хоронили, может, и твоего брата тож… Да ты не печалься, ежели схоронили – так честь по чести. Сам князь доброе слово замолвил, хотя не до того ему…
– Почему не до того? – Притка не узнала свой голос – бесцветный, как дождливое утро. На что она надеялась, ища никогда не виденного брата? А если брата вовсе никогда не было – старый дед напутал, заговорился? Иль был брат, только служил вовсе не князю Альдоги?
– Так все ж знают! – Тетка взбодрилась. – Ведаешь, как тогда было? Вся Альдога полыхала, кругом огонь, дым, все кричат, мертвяки повсюду… А Орм и волки его рыщут по избам, добро краденое на корабли свои змеиные тащат. Как до капища добрались, у ног заступника Перуна[57] углядели княжну с княжичем. Гюда у князя младшенькая, красавица, умница – брата за спину спрятала, перед ворогом глаз не опустила и говорит: «Кто ты такой, чтоб врываться в мой дом?» А Орм захохотал да хвать ее за руку: «А ты кто, чтоб меня спрашивать?» А у нее в руках-то ножичек был. Она замахнулась, только зазря – он ее бедную скрутил. Да Гюда наша не из тех, кто под ветром к земле клонится. Говорит ему: «Я – дочь князя Гостомысла, князя Альдоги! Отпусти меня, варяг! » Но разве такой отпустит? «Ха! – говорит, – много я добра в Альдоге нынче взял, а самое ценное – чуть не оставили – и потащил ее к пристани. А его нападники[58] княжича следом повели… Князь сам лишь через два дня от ран оправился… Мы уж и стены успели отладить, и воев его по заслуге схоронить. Тризну по умершим справили, как положено… Так что, может, и брат твой в том кургане, близ Ноской рощицы, лежит…
Баба постаралась изобразить сочувствие. Получилось плохо – время уже сгладило боль потерь, к тому же в Альдоге привыкли к варяжским набегам. И не только к варяжским – налетали на городище все, кому хотелось поживы, – чудь, веся, ливы… [59]
Айша брела возле телеги, думала. Брата она никогда не видела, поэтому и горевать не могла. Зато стало ясно, почему князь призвал к себе Бьерна с людьми, – после набега Орма воев у него в дружине осталось не так уж много. А оборонять городище нужно. Вот и понадобился Бьерн – сынок старого боевого друга.
Коняга щла вперед, дорога мягко обогнула городьбу, слилась с наезженным большим трактом, уползающим в настежь распахнутые
В славянской мифологии – встречный дух, опасный для путников. Сила неопределенного облика, больше всего схожая с порывом ветра, вихря.
Верховный бог славянской мифологии. Обычно покровительствовал князьям, богатым людям, воинам, а также целым городам или воинским заставам.
То же самое, что находншеи – люди, промышляющие набегами, разбоями
Племена, вVIII —IX вв. соседствующие с ладожскими словенами.