Библиотечный шпион. Маделин Мартин
в принудительные трудовые лагеря в Германии. Многие протестовали против этого закона и предпочитали скрыться в лесах, чем стать рабами нацистов. Эти юноши вспоминали партизанскую тактику предков и использовали преимущества родного ландшафта. И вот, судя по тому, что сообщали новые напарницы Элейн, макам в этом помогали британские службы.
Весь мир стремился свергнуть Гитлера, и Элейн гордилась тем, что может внести свою лепту.
– А для некоторых посланий мы используем шелк, – сказала Жозетта.
Николь взяла со стола клочок бледно-желтой ткани; Элейн заметила, что ее ногти выкрашены в тот же яркий цвет, что и губы. В сочетании с белым свитером и синей юбкой получался запрещенный французский триколор, и не приходилось сомневаться, что такое сочетание было выбрано не случайно, а чтобы продемонстрировать верность своей стране.
Николь сложила уголки ткани и защепила пальцами, так что вышел маленький цветок.
– Из этих кусочков шелка получается милое украшение для шляпки или прически. – Она отпустила цветок, и тот, упав на стол, превратился обратно в квадратик с неровно обрезанными краями. – Но, к сожалению, они все используются для передачи посланий. Шелк можно свернуть очень тонкой трубочкой и вшить в одежду. Еще он быстро сгорает, так что получатель, особенно если опасается слежки, может быстро и легко избавиться от улики.
Элейн продолжала рассматривать печатную машинку.
– А как же ткань остается ровной, когда вы печатаете?
Жозетта продемонстрировала иголку с ниткой.
– Пришиваем к бумаге. – Она взяла у Николь лоскуток, несколькими стежками приметала его к листу бумаги и без труда вставила в машинку.
Внимательно глядя на клавиши, Жозетта перепечатала ряд неровных букв, которые Дениз вычленила из поэмы. Чернила оставляли черные оттиски на деликатной ткани, пока весь шифр не занял свое место. После этого Жозетта вынула бумагу, разрезала нитки, и лоскуток лег на стол, демонстрируя четкие буквы на гладкой поверхности.
– Полагаю, ты умеешь печатать, иначе Габриэль не прислал бы тебя, – произнесла Николь и придвинула к Элейн стул, с которого, уступая ей место, встала Жозетта.
– Я работала секретарем, – кивнула Элейн, опускаясь на все еще теплое сиденье. Хотя она была замужем уже больше пяти лет, за машинкой она сидела не так уж давно. После свадьбы Жозеф не требовал, чтобы Элейн бросила работу, хотя она то и дело ловила презрительные взгляды коллег, которые не понимали подобного каприза. Когда они только переехали в Лион, Жозеф вообще подбивал ее поискать подходящую вакансию – хотя к этому времени Францию уже захлестнул поток беженцев из стран, которые подверглись нападению еще раньше, и все места были заняты.
– Смотри на клавиши, – предостерегла Николь.
Элейн последовала совету, особенное внимание уделяя тем буквам, которые располагались иначе. Странно было ощущать под пальцами привычные гладкие прохладные клавиши – и не иметь возможности отпустить себя и печатать вслепую. В итоге Элейн убрала руки и принялась