Дремлющий дом. Ана Ашлинг
вый уже сдох, и скоро умру со скуки и я.
Джулс, дорогая, умоляю тебя, приезжай в Дормер-Хаус и составь мне компанию, пока я не разберусь с бумагами.
Здесь, конечно, уныло, в доме ничего нет, кроме безделушек и древних ковров, поеденных молью, но сад прекрасен, и может, местные виды вдохновят тебя?
Обещаю, что не задержусь надолго: душеприказчик тети Вивиан обещал помочь с продажей, так что похищаю тебя самое большее на неделю. Что скажешь?
Искренне твоя
Одинокая и слегка дрожащая от страха (или холода:
никакого отопления, только камины!)
Клои
Джули достала из сумки конверт с письмом, твердая бумага приятно коснулась пальцев.
Еще вчера, когда она заметила письмо среди рекламных буклетов и счетов, Джули первым делом подумала, что было бы здорово попробовать напечатать пару фото на этой бумаге. Почему-то ей казалось, что даже самое четкое изображение на ней будет выглядеть как картина Моне.
Кроме письма в конверте Джули нашла и билет на поезд и с усмешкой отметила, что просьба Клои была не чем иным, как приказом.
И теперь девушка протягивала его сонной возрастной проводнице. Та оторвала корешок и мельком взглянула на место назначения.
– Хейзвудс? Не зевайте, когда будет ваша станция! Две минуты, чтобы слезть с поезда, и не просите меня помочь с чемоданами! – буркнула проводница, почти не разжимая губ.
«Она явно пропустила пару занятий по клиентоориентированности», – подумалось Джули, но вслух она холодно ответила:
– У меня с собой только одна сумка, помощь не нужна, спасибо.
Тетка неодобрительно оглядела ее с ног до головы, будто путешествие без стройного ряда дорожных чемоданов было чем-то предосудительным, хмыкнула и продолжила:
– Вас хоть встретят там? Станцией и назвать стыдно! Сторожка, видавшая еще королеву Викторию, а в ней всем заправляет какой-нибудь старый хрыч!
– Я вызову такси, – уверенно сказала Джули, но про себя начала вспоминать, не было ли в письме каких-либо инструкций, что делать по приезде в Хейзвудс. Проводница, конечно, преувеличивает, хочет нагнать на нее страху. Просто маленькая станция, пара служб такси на весь город…
– Ну-ну… – Проводница, кажется, вспомнила, как следует вести себя вежливому персоналу, и улыбнулась, тонкие губы сложились в линию, на некрасивом лице улыбка вышла неприятной.
«Не люблю некрасивых лиц», – вдруг подумала Джули и тут же оборвала себя: «Не некрасивых, а неинтересных. Красота ведь – субъективна, она в глазах смотрящего».
– А ваша задача как фотографа – проникнуть в сознание смотрящего через свою работу. Заставить его видеть лишь красоту. Не вы должны искать красивое, чтобы запечатлеть, заставьте других найти ее в уже запечатленном, – процитировала Джули любимого преподавателя. Она ожидала, что проводница обернется и покрутит пальцем у виска, но та уже отошла к другому пассажиру в конце вагона и не расслышала ее слов.
За окном начали проявляться первые очертания деревьев, в основном елей и сосен. Джули уставилась в окно, пытаясь поймать проблески солнечных лучей, но все было затянуто дымкой, которая постепенно становилась светлее.
Девушка достала из маленького кожаного рюкзака камеру, подкрутила несколько настроек, скорчилась над крошечным столом и нацелила объектив в окно. Она хотела поймать мгновение, когда мгла станет почти прозрачной. Не видя ничего кроме тумана в глазок камеры, Джули будто предчувствовала хороший кадр. Она напечатает его на этой красивой твердой бумаге…
Карр!
Палец дрогнул на спуске, и затвор щелкнул. Мимо окна пролетела большая черная птица.
– Черт, – выдохнула Джули. Момент был упущен. Дымка рассеялась, хвоя стала перемежаться лиственными деревьями и выглядела черной на их фоне. Таинственность пропала, и проступили прозаичные рельсы, больше не казалось, что вагон плывет среди грозовых туч.
– Через десять минут будем в Хейзвудсе, на выход!
Джули ошарашенно уставилась на проводницу, которая зависла над ней, уперев кулаки в тощие бока. Проверила часы: и верно, стрелки указывали на десять минут шестого.
Не могла же она два часа неотрывно пялиться в окно и ждать того самого момента, распластавшись на столике и зажмурив один глаз? Отчетливая складка на ее свитере утверждала обратное, и она могла поклясться: если взглянула бы в зеркало, увидела, что на правом глазу размазалась тушь и ее макияж напоминал грим Элиса Купера.
Поезд со скрипом остановился, стекла в ветхих рамах задрожали. Проводница нагнулась, охнула и развернула потертые ступеньки.
– Поживее! – приказала она Джули и взглянула на нее так, словно это она виновата во всех ее бедах, что она всю ночь провела на ногах в старом вонючем вагоне, а не в постели.
Девушка подхватила спортивную сумку и рюкзак, легко спустилась и впилась взглядом в рассветную глушь.
Проводница была права