Манило. Юрий Трупак Савельев
её титьки под одеждой.
Блаженство, в которое меня молниеносно погрузили её бидончики, было грубо прервано пушечным ударом по печени. Дыхание спёрло, туловище скорчила судорога, и я непроизвольно сел на корточки, тщетно пытаясь вдохнуть. Надо мной склонился пухляш, который явно и пробил мне по корпусу. Он сжимал и разжимал кулаки и свирепо раздувал ноздри. Толстяк напоминал карикатурного разъярённого быка, не хватало только рогов да копыт.
Я рассмеялся, кривясь от боли, поднял голову и оскалился. От удивления рожа пухляша вытянулась, и его брови вопросительно изогнулись. Мишаня же преподнёс ему главный сюрприз. Оказавшись позади жиробаса, он зарядил ему правым хуком по уху. Толстяк рухнул на пол как подкошенный рядом со своим товарищем, которого я вырубил.
В тот же миг на Мишаню синхронно набросились, как дворняжки на медведя, трое парней. Они силились затащить его в партер, но корефан удержался на ногах. Он попятился и впечатал мудозвона, вцепившегося ему в спину, в установленную посреди зала бетонную колонну. Затем Мишаня сграбастал за шеи двух оставшихся соперников и столкнул их лбами.
Надо отдать должное мужикам – они рубали забористый металл, несмотря на мордобой. Хотя, может быть, их и вовсе заводила спонтанно завязавшаяся драка. Так или иначе, из-за гремевшей музыки я не услышал, с каким звуком столкнулись парни репами, но прекрасно видел, как они брякнулись на пол.
– Валим! – пророкотал Мишаня и опрометью бросился к выходу.
Я подхватил мамзель, взвалил её себе на плечо как мешок с цементом и последовал за корешем. Растолкав всех на своём пути, Мишаня выскочил наружу, повернул налево и побежал во двор. Я изо всех сил старался его догнать, однако расстояние между нами только увеличивалось. Мамзель весила не меньше полтинника и основательно меня стопарила, но избавиться от неё у меня рука не поднималась. Благо машина была припаркована недалеко, и я не боялся потерять Мишаню из вида.
Когда проносился мимо детской площадки вблизи микроавтобуса, раздался нетипичный для улицы шум наподобие всплесков воды, типа кто-то спустил унитаз. Я оборотился, не замедляясь, и заприметил лужицу на асфальте и расплывавшиеся по моим джинсам тёмные пятна с оранжевыми прожилками. Сучка заблевала мне все штаны!
Мишаня на ходу отключил сигнализацию и метнулся за руль. Я отодвинул дверь в кузов, кинул мамзель между сидениями и футболкой вытер рвоту с её хлебала. Она свернулась клубочком и зажмурила зенки, превратившись в маленького ангелочка. Тогда я перелез на кресло штурмана, и Мишаня сорвался с места, дымя шинами, и помчался к улице Хользунова. Доехав до неё, он сбавил скорость, перестроился в крайний правый ряд и расслабился, откинув башку на подголовник.
– На кой хрен она тебе всралась? Ты ведь даже ебать никого не можешь, – сердито проворчал Мишаня.
– Сиськи понравились… – сказал я, разводя руками.
– А в машину зачем приволок?
– Чёрт его знает, растерялся, наверное, –