Стихотворения. Андрей Белый

      В золотистой дали

      облака, как рубины, —

      облака, как рубины, прошли,

      как тяжелые, красные льдины.

      Но зеркальную гладь

      пелена из туманов закрыла,

      и душа неземную печать

      тех огней – сохранила.

      И, закрытые тьмой,

      горизонтов сомкнулись объятья.

      Ты сказал: «Океан голубой

      еще с нами, о братья!»

      Не бояся луны,

      прожигавшей туманные сети,

      улыбались – священной весны

      все задумчиво грустные дети.

      Древний хаос, как встарь,

      в душу крался смятеньем неясным.

      И луна, как фонарь,

      озаряла нас отсветом красным.

      Но ты руку воздел к небесам

      и тонул в ликовании мира.

      И заластился к нам

      голубеющий бархат эфира.

      Огонечки небесных свечей

      снова борются с горестным мраком.

      И ручей

      чуть сверкает серебряным знаком.

      О поэт – говори

      о неслышном полете столетий.

      Голубые восторги твои

      ловят дети.

      Говори о безумье миров,

      завертевшихся в танцах,

      о смеющейся грусти веков,

      о пьянящих багрянцах.

      Говори

      о полете столетий.

      Голубые восторги твои

      чутко слышат притихшие дети.

      Говори…

      Поэт, – ты не понят людьми.

      В глазах не сияет беспечность.

      Глаза к небесам подними:

      с тобой бирюзовая Вечность.

      С тобой, над тобою она,

      ласкает, целует беззвучно.

      Омыта лазурью, весна

      над ухом звенит однозвучно.

      С тобой, над тобою она.

      Ласкает, целует беззвучно.

      Хоть те же всё люди кругом,

      ты – вечный, свободный, могучий.

      О, смейся и плачь: в голубом,

      как бисер, рассыпаны тучи.

      Закат догорел полосой,

      огонь там для сердца не нужен:

      там матовой, узкой каймой

      протянута нитка жемчужин.

      Там матовой, узкой каймой

      протянута нитка жемчужин.

      Золотея, эфир просветится

      и в восторге сгорит.

      А над морем садится

      ускользающий, солнечный щит.

      И на море от солнца

      золотые дрожат языки.

      Всюду отблеск червонца

      среди всплесков тоски.

      Встали груди утесов

      средь трепещущей, солнечной ткани.

      Солнце село. Рыданий

      полон крик альбатросов:

      «Дети солнца, вновь холод бесстрастья!

      Закатилось оно —

      золотое, старинное счастье —

      золотое руно!»

      Нет сиянья червонца.

      Меркнут светочи дня.

      Но везде вместо солнца

      ослепительный пурпур огня.

      Пожаром склон неба объят…

      И вот аргонавты нам в рог отлетаний

      трубят…

      Внимайте, внимайте…

      Довольно страданий!

      Броню надевайте

      из солнечной ткани!

      Зовет за собою

      старик аргонавт,

      взывает

      трубой

      золотою:

      «За солнцем, за солнцем, свободу любя,

      умчимся в эфир

      голубой!..»

      Старик аргонавт призывает на солнечный пир,

      трубя

      в золотеющий мир.

      Все небо в рубинах.

      Шар солнца почил.

      Все небо в рубинах

      над нами.

      На горных вершинах

      наш Арго,

      наш Арго,

      готовясь