Свет мой. Владимир Владимирович Ткаченко
дорожки на Русь через леса муромские. Да и повадились рыскать, искать там себе поживы.
Потому послал в те места князь московский дружину малую во главе с воеводой Гордеем в помощь князю муромскому. Потому и скачет туда Санко на верном своем скакуне, торопится на службу.
***
Татары! Татары! Татары! Эта кошмарная весть летит, как на крыльях от человека к человеку, от села к селу. Страшно! В слове «татары» слышится топот и крики настигающих всадников, пламя пожарищ, горечь разорения, ужас рабства, насилие, гибель всех и всего, что дорого. Страшно! Все поднимается, бежит, прячется перед этой жуткой опасностью. Потому что невозможно противиться степной орде малыми силами. Железные копыта мнут, взошедшие было хлеба!
Люди, прячьте добро, прячьтесь сами и надейтесь только на своего князя, да на его дружину! Спаси, Боже! Спаси нас княже!
– Чудины мещорские послали гонца князю муромскому. Он уж собирает дружинушки хоробрые.
– Да когда соберет еще? А нам тут пропадать под татарскими саблями?
– Да нет же! Князюшка московский передовой отряд послал, дружину малую. Гордей—воевода ведет гридней навстречу супостатам.
– Да сколечко там их, гридней тех?
– Немного. Однако, врага задержат. А уже сам князь муромский с княгинюшкой на крылечке прощается, да в злаченое стремя ножку вдевает. Да и на засеке, что промеж двух болот, застава из муромцев, коню степному не пройти.
– Ох, идет туча черная из южных степей, да с востока. Что-то будет?!
***
Огромный матерый медведь, разбрызгивая радужные капли, отфыркиваясь и отряхиваясь, вылез из небольшой речки. Он был и чувствовал себя здесь полновластным хозяином. В зубах зверь нес пойманную стерлядь. Реки в те времена изобиловали рыбой, а леса дичью. Довольно урча, косолапый принялся лакомиться. Съев половину рыбины, он вдруг почувствовал тревогу. Мишка повернул морду на восток к границе своих владений, где стояла старая, высоченная сосна, на которой он оставлял когтистыми лапами отметины другим медведям, чтобы не смели приближаться к его царству. Тревога шла оттуда. Вдруг умолкли птицы. Неподалеку завыли волки. В речке забурлила вода, это рыбы покидали опасное место. Затрещали ветки, показалось небольшое стадо оленей. Рогач-вожак уводил маток и оленят на юг. Следом спешила всякая мелочь: зайцы, барсуки, еноты. По веткам прыгали белки.
У медведя не возникло ни малейшего желания кого-нибудь сцапать. Хотя сейчас это было так легко сделать. Огромный косматый тур перепрыгнул в три прыжка речушку, скосил на бурого мишку умный глаз и скрылся в чаще, раскатисто протрубив на прощанье. Медведь ушел последним, так и не доев улова. Впервые за много лет он покидал это место. С восхода надвигалась уже не тревога, оттуда шел ужас. Ему навстречу с запада, из-за густого ельника, также приближались страх и смерть.
Битва
Рука в железном наруче отводит еловую лапу, открывается простор обширной лесной поляны, скорее даже поля между двух лесов, на другом конце которого расположились