Письма из апокалипсиса. Кит. Татьяна Белова
>
Дон Киннон, психолог нашей коммуны, горячо уверял нас, что опасаться будущего совершенно естественно, особенно в мире, где рождение ребёнка из нормы превратилось в чудо. Никто не говорил об этом вслух, но все знали, вероятность, что Хелен родит здорового малыша статистически очень мала. Тогда я не признавался себе, но судьба ребёнка не сильно меня тревожила, я думал лишь о том, что могу потерять Хел, но она выглядела такой счастливой, что мне не хватало смелости заговорить об аборте. Я все тянул и тянул, не зная как подступиться к этой теме, а потом стало слишком поздно.
О том, что на нас надвигается ураган, мы узнали во вторник. Список имён был уже исчерпан и ему дали ранее использовавшееся имя Арлин. Предполагалась что Арлин пройдет севернее нашего острова и если и зацепит, то лишь краешком, но в среду утром давление в эпицентре урагана упало и к берегу он приближался с ужасающей скоростью более ста двадцати метров в секунду. Рассчитывать на эвакуацию мы не могли, автономия подразумевает что каждый, вышедший из Независимого Тихоокеанского Союза, выживает как может. Побережье мы делили со спецгруппой ООН, которая сторожила и обслуживала подводную станцию по добыче урана, они, как и мы, были теперь сами по себе. Обменявшись на всякий случай частотами для связи, мы разошлись каждый в свой бункер.
Убежищ на побережье было много. Два огромных, частных бункера, стояли ещё с до прилетных времён, и были способны выдержать ядерный удар. Малые же автономные капсулы, были построены значительно позже, в эпоху эпидемий гриппа. В них комфортно размещалось до пятнадцати человек. Но после того как над озером Байкал, в далекой России повисла инопланетная сфера с червоточиной внутри, потребовались новые средства защиты. В первые месяцы после прилёта никто толком не знал, отчего придётся защищаться и большая часть убежищ строилась под землёй. Два года спустя учёные выяснили что инопланетная аномалия чем-то похожа на грибницу и имеет глубокий корневой слой – мицелий, и началась новая волна строительства защитных бункеров, теперь их возводили на сваях и как можно дальше от поверхности. И таких “высоких” бункеров у нас было только два.
Один из них выбили внутри скалы, в нём мы и укрылись.
Двенадцать человек, включая меня, мою жену и нашего нерожденного ребёнка.
Бункер был рассчитан на длительное пребывание, мы могли выживать за закрытыми дверями много месяцев, но спустя всего сутки с потолка начала капать вода. Не стерилизованная вода в новом мире – источник опасности.
Негласный губернатор нашей коммуны Линда Варма убедила людей, что выходить наружу в ураган намного опаснее. И что мы должны продержаться всего стуки, после чего покинем убежище. Это был приемлемый риск и я, как и большинство, согласился с Линдой, но утром в четверг сразу трое слегли с температурой. А к вечеру заболевших стало уже семеро, в том числе Хелен. К утру пятницы пятеро умерли, а на мокром потолке расцвела белая плесень, Дон Киннон разумно предположил, что людей убивает не обычный земной вирус, а аномалия, и двери бункера не открылись.Линда Варма сообщила остальным, что у нас эпидемия и попыталась вызвать группу из Центра контроля за аномальными заболеваниями, но связи с большой землей не было. Из трёх с половиной единиц воздушной техники, что нам когда-то выделил Союз, в рабочем состоянии оставался лишь один спасательный “Пеликан”, только вот пилота не было.
А в пятницу вечером Хелен перестала дышать.
Дон Киннон в отчаянии предлагал сделать кесарево, попытаться спасти ребёнка, но Линда разумно возразила что семимесячный малыш не выживет вне больницы, не говоря уже о том, что с ним могла сотворить аномалия.
Все выходные наша группа просидела в бункере в ожидании смерти.
Я ждал её как никто другой, но она не пришла.
Когда в понедельник с нами связались ооновцы и предложили помощь в живых оставалось только трое – я, Герман Соловьёв и Линда Варма.
Мы провели еще шесть часов в автономном медицинском боксе, после чего бот с уверенности в 99,9% заявил, что мы здоровы. Каким-то чудом не менее аномальным, чем вирус, наш иммунитет победил заразу. К моменту как мы вышли из бокса военные уже простерилизовали и запечатали бункер. Хоронить тела в земле было нельзя и их сожгли. На закате я нашёл еще дымящуюся братскую могилу на берегу океана.
Без пяти минут мёртвые воды, в которых с каждым днём становилось все меньше и меньше кислорода, под холодным взглядом луны монотонно накатывали на берег.
После прилёта сферы мир изменился, смерть больше никого не удивляла.
Ты мог порезаться бритвой в собственной ванной и умереть меньше чем через час от сепсиса, мог сесть в автобус и не выйти из него, потому что кто-то чихнул. Аномалия могла съесть асфальт под колесами машины, а потом переработать железо в ржавую пыль, совершенно неожиданно могла упасть стена дома или целый небоскрёб. Невидимая глазу аномалия непредсказуемо разрушала мир, а на его руинах тут же возникала буйная чужая растительность. А вот с человеческим телом было иначе. Можно было попасть в эпицентр аномалии и выжить, организм мог справиться и дать отпор. Для человечества еще оставалась надежда, так во всяком случае говорил