Три месяца лета. Ника Высоцкая
сегодняшнего дня – это зайти с утра в кофейню Маяк, взять свой горячий черный кофе и сесть у берега в своем логове, размышляя о будущем. Будущем, которого я так страшился. Возвращаясь назад в интернат, я нередко сталкивался со старшими парнями и у нас завязывались драки. Тогда стены моей лачужки видели меня в самых ужасных проявлениях. До жути пьяным, с разбитыми костяшками и синяками на теле и с белоснежной сигаретой в зубах. Каждый раз, закуривая новую, я чувствовал, как травлю свое нутро, но также чувствовал, что заслуживаю этого.
Были и ясные дни, когда удавалось разгрузить больше вагонов и я получал более весомые деньги, чем те копейки, которые мне доставались обычно. Тогда я прятал их именно там, в моем «собственном доме» и возвращался назад в ненавистный интернат.
Оставалось всего ничего, три месяца до моего выпуска из него. Но главным условием было – получить хорошую рецензию от психолога, чтобы к интернату не было вопросов. И тогда бы я смог уйти из этого разрушающего личность места. Уже навсегда. Так же, как я ушел от родителей. Но у судьбы видимо на все свои планы.
И как бы ты не старался, что бы ты не делал и как бы не хотел светить, ты продолжаешь гореть. Гореть так неистово, что после тебя и пепла не останется, лишь грустные воспоминания о проблемном мальчике.
Казалось, куда хуже.
Но теперь мое и без того унылое будущее зависело от единственного человека, которого я обижал без причины с самого детства, сливая на него весь негатив и боль, лишь бы не мне одному было плохо. Детская психика, она ведь такая хрупкая и, если рядом не окажется никого, кто смог бы помочь – ты обречен на провал. Глубочайший провал в своей жизни.
Амелия Эванс – маленькая девочка, которой повезло родиться в любящей семье получала от меня столько боли, сколько не получал никто из моего окружения в те дни. Я отравлял ее жизнь и искренне верил, что поступаю верно, ведь если делают больно мне, то эту боль я не буду держать в себе.
Ведь именно так поступал отец с матерью. Напившись до беспамятства, он ни раз бил ее и оскорблял. Мне доставалось тоже. Ведь если любишь – вытерпишь всякое. Так говорила мать, когда я пытался ее защитить от отца. И поскольку я получал много боли, мне хотелось ее разделить хоть с кем-то. И этим кем-то оказалась именно она.
Я всегда искренне завидовал ее нескончаемому позитиву, чувству справедливости и самое главное тому, что у нее есть семья. А так, как дарить любовь меня не научили, я дарил боль. И верил, как и верю сейчас, что это правильно. Разделить боль с кем-то куда приятнее, чем разделить радость. Радость – может быть лицемерной. Каждый вложит в нее свой смысл, а вот боль – она объединяет людей. Это трудные времена, которые ты можешь пройти не в гордом одиночестве, а с кем-то, кто так же как и ты знает цену счастью.
Желание побыстрее исчезнуть из этих давящих стен угнетало меня, и я то и дело срывался на младших. Устраивал драки и скандалы, а вечером с чувством минимального удовлетворения сидел на мягком диване кофейни и пил горячий кофе.
Вот