Записки невольника. Николай Молчаненко
не заметит – во время заливки керн всплывает, и изделие оказывается бракованным.
О всём этом знает только один человек – Миша "Кардинал", мой наставник и вдохновитель. Он постоянно говорит о том, что нужно быть хитрым и осторожным. Лучше сделать меньше, но без риска, потому что, если попадёшься – это конец. Смотря назад, я понимаю, каким я стал: находчивым, осторожным, и не столько смелым, сколько хитрым. Иногда я задаюсь вопросом: не превратит ли нас Германия со временем в подлецов? Миша только смеётся в ответ и говорит: «Мы не подлецы по натуре, а по долгу чести. А ты, что, всерьёз думаешь, что у нас впереди будет "время после Германии"?»
18 декабря 1942 года
Сегодня, после ночной смены, едва успел задремать, как нас разбудил полицай, требуя немедленно одеться. Костю, Антона и меня отправили в карцеры. Что случилось? В полусонном сознании мелькали лишь одни мысли: "Неужели кто-то снова взломал 'крепость' с гиздопаром?" О кернах я и не думал – казалось, там всё сделано чисто. Когда меня ввели в полицейскую комнату, там были Янсон, три полицая и Герман.
– Mein lieber Freund, – сказал Янсон, с неестественной улыбкой на лице и звериным огоньком в глазах.
– Du bekommst Geld für die Arbeit? – перевёл Герман. "Ты за работу деньги получаешь?"
– Да, герр Янсон, – ответил я с невинным, простодушным видом, стараясь ничем не выдать себя.
– Bist du zufrieden? – продолжил Янсон, а Герман перевёл: "Ты доволен?"
Я, внутренне напрягаясь, ответил, как велел мне мой здравый смысл: "Скажи, что доволен".
– Говорит, что доволен, – произнёс Герман, бросив на меня быстрый взгляд.
– А вот герр Лендер тобой недоволен, – продолжил Янсон, и слова его, как нож, резали воздух. – Мало делаешь кернов.
Я пытался сохранять самообладание. Как много времени на подумать, когда слово произносится так медленно и растянуто, как в этот момент.
– Я недавно начал работать. Научусь – сделаю больше, – сказал я, с внутренней надеждой, что это убедит их.
– Один ваш человек делает в два раза больше тебя. Ты лентяй, – грохнул Янсон, приближаясь ко мне вплотную. Его лицо было таким близким, что я ощущал каждую каплю его слюны. Он смотрел на меня своим хищным взглядом, который казалось просверливает меня насквозь.
– Зачем ты ломаешь керны?! – рявкнул он неожиданно.
Этот вопрос застал меня врасплох. Я смотрел на Германа в поисках поддержки, но знал, что её не будет.
– Я не ломал никаких кернов, герр Янсон, – проговорил я с дрожью в голосе, не теряя своего простодушного вида.
– Лжёшь! – Янсон снова рявкнул, а затем кулак его резко метнулся в моё лицо. Я упал, оглушённый этим ударом, но вскочил быстрее, чем мог подумать, чтобы не быть избитым ногами.
– Руссише швайн, говори правду! Зачем ломаешь керны?!
– Я не ломал, герр Янсон, не ломал, – повторил я, тщетно надеясь, что это прекратит избиение.
Когда он ударил меня снова, я даже не понял, откуда прилетел удар. Всё потемнело перед глазами, а звуки