Республика. Позывной Викинг
ь от начала и до конца.
Если любоваться в Донецке закатом – нужна высокая точка. Крыша или этаж повыше. Желательно из центра. Тогда будет видно, как солнце садится ровно между двумя парами терриконов – на Площадке первой и на Петровке. В этом и есть очарование момента – во времена, когда Украина была ещё благополучным, предсказуемым государством, на флаге Донецкой области яркое солнце садилось за горизонт, цвета угольной черноты и диск солнца отражался в чёрном зеркале, а яркие лучи разрезали во все стороны голубой небосклон мирного неба.
О чём я хочу рассказать? О мужестве. Об отчаянном мужестве донецких парней, которым я проникся до самого основания, до своего позвоночного столба и даже глубже. Это не может не впечатлять, если держать глаза открытыми. Нет никакого пафоса, наигранного позёрства, отсутствует даже тень каких-то понтов, всё по- настоящему и точка. Это по-Донецки.
Как то я привёл своих детей в район мемориала на проспекте Павших Коммунаров, малоизвестное место даже среди местных жителей. Экскурсий там тоже никогда не бывает. Шахта 4/4 бис была закрыта для выработки угля ещё в начале 20-го века, из-за подземного взрыва метана погибло почти 300 горняков. При Советской власти восстановить шахту тоже не заладилось – при проведении работ она была затоплена водами подземного озера, и снова это стало трагедией с жертвами среди горных рабочих. После этого шахту законсервировали, но в годы гитлеровской оккупации гестапо нашло ей применение – в вентиляционные шурфы (вертикальные технологические отдушины) сбрасывали тела жертв оккупации – евреев, подпольщиков, военнопленных солдат и офицеров, тут проводились казни мирного населения Сталино (так назывался Донецк в то время). За годы оккупации тут были казнены и захоронены в шурфе до 120 тысяч человек. Это вторая по жестокости , после Бабьего Яра человеческая трагедия, которую устроили нацисты.
Детей, старшего сына Максима и дочек Машу и Милену, я привел, чтобы показать этот мемориал, скрытый от глаз. В тот день меня впечатлили два исторических факта, о которых было написано на информационном стенде.
⁃ Представляешь, Макс, в 43 году, когда немцы уже отступали из Донбасса, – рассказывал я сыну, когда мы возвращались домой после этого похода на мемориал, – здесь в очередной раз проводили казнь местных подпольщиков. На тот момент немцы уже не сталкивали людей живьём, хотя до этого практиковали такой зверский способ. Сначала расстреливали, потом тела сталкивали в вентиляционный ствол, в шурф. Так вот, где-то в конце августа в начале сентября при расстреле группы подпольщиков, один из них (имени не помню, извини) имитировал попадание пули и соскользнул в ствол, скрыто ухватившись за стальной трос, который врос в землю на краю ствола. Раскачавшись, спрятался в выемке, в норке в стене ствола. Немцы заметили это и дали несколько очередей из автомата вниз, предполагая, что казненный мог висеть на тросе, но всё же упал вниз. Так вот, Макс, этот парень ночью выбрался, прятался несколько дней в развалинах зданий шахты. А когда город освободила Красная Армия, выживший подпольщик пошёл в её ряды, бить нацистов.
Тогда, когда я первый раз рассказывал об этой истории у шурфа, моё горло впервые сжал подступивший комок, который вот-вот заставит слёзы брызнуть из глаз от волнения. И потом каждый раз, когда я кому то говорил о подвиге подпольщика, это волнение подступало комком к горлу снова и снова.
⁃ Представляешь, сынок, человек всю ночь по факту висит над чернотой пропасти, где внизу, в глубине, ещё слышатся человеческие стоны умирающих людей, где журчит среди их тел эта подземная река и оттуда, из глубины, поднимается запах разложения. А он висит и не знает, выберется он из этой смертельной черноты или нет. А потом он всё таки выбирается и берёт в руки оружие….Максим сосредоточенно молчал, меряя шаги и думал над моими словами. Потом коротко взглянул на меня.
⁃ Представляю. Какое то время мы шли в сторону дома молча. А потом мой сын продолжил, – Представляю, с каким чувством он бил немцев, выбравшись с того света. Из этой шахты с мёртвыми. В этот момент комок подкатил к горлу снова и сдержать ручьи из глаз оказалось ещё сложнее. Мне потребовалось время, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями.
⁃ Да, Макс. Этот выживший подпольщик до Берлина дошёл, представляешь?! Наверное, то самое чувство о котором ты говоришь, вело его вперёд и делало особенно твёрдым в бою.
Героя звали Александр Положенцев, горный мастер, который ушёл в подпольщики. И потом дошёл до Берлина, добывая великую Победу. Его историю я рассказывал не раз. Каждый раз, испытывая волнение. И однажды мой друг Андрей Михайлович, офицер службы безопасности Украины, мне ответил. Через паузу, в которой он так же боролся с нахлынувшими переживаниями:
⁃ Это по-нашему. По-донецки. Узнаваемый характер.
Неоднократно, много раз я буду сталкиваться, снова и снова, с этим характером. Донецким характером. Он не хороший и не плохой. Он просто особенный. Такой сплав культуры, истории, традиций. Юмора и упорства. Твёрдости и чувствительности. Радушия и сдержанности.
Продолжительное время в Донецк и область направляли осужденных, в простонародье – зеков, на стройки объектов социалистической собственности: фабрик, заводов, шахт,