Sainted. Гиперион Уэйн Граас
губах блуждала улыбка.
– Я не пойму, почему вам так весело? – Мэг нахмурилась.
– Эй! А что, по твоему, я должен испытывать сейчас? Мы тысячелетиями бродим по планетам и космосу и ничего нельзя сделать и выяснить, ни одного ответа о нашем происхождении, предназначении или каких-то намеков на изменения в ходе вещей! И вдруг, за каких-то два года – такие перемены! Это хороший знак! Должен быть хорошим! Что-то назревает, и либо все святые скоро вымрут, либо нас ждут долгожданные ответы. А может быть и то и другое. Разве это не чудесно? У нас не было никакого выбора всё это время, многие из нас чувствовали себя рабами людей и хотя выбора нет у нас и теперь, есть по крайней мере намек на перемены! Не знаю как ты, а я считаю это поводом для хорошего настроения! Вполне возможно, для святых наступает новая эпоха!
– Я всего этого не понимаю, буквально вчера узнала о вашем существовании и мне странно слышать про такое отношение к возможному вымиранию целого вида. Неужели вы были бы рады раз и навсегда умереть?
– Не могу говорить за всех, но был бы я рад прекратить существование? Да, а почему нет? Я тысячи раз несуществовал и каждый раз, когда это состояние заканчивалось, я просто оказывался в другом месте и времени, в другом теле, но со всей своей памятью. Можешь ли ты представить себе память тысячи жизней в теле, допустим, ребёнка? Это сплошной хаос, мешанина лиц, событий и мест, когда ты прибываешь куда-то, в очередной город или на очередную гору или реку, постоянно кажется, что ты здесь уже был и всё видел, всё знаешь. Кажется, что знаешь всё-всё на свете. Смотришь в лицо незнакомца и видишь человека, с которым знаком. А теперь представь тысячи знакомых лиц. Ничего особенно приятного в этом ощущении нет, можешь мне поверить. Именно поэтому святые так любят одиночество, море и космос – пустота и равномерность пространств успокаивают наш ум, тогда как хаос ландшафта и созданных человеческими руками нагромождений лишь только раздражает людское в нас, запутывая мысли и затрудняя поиск пути.
– И нет ничего, что бы вас привлекало в жизни?
– Почему же… У каждого что-то свое, как у всех людей. Может быть в этом наш общий груз человечности, разделяемый с простыми людьми. Без любви к жизни не может быть самой жизни, так что у всех нас есть что-то, к чему мы стремимся.
– И к чему стремитесь вы, Рив?
– К знанию.
– Какому-то конкретному или вообще?
– Раньше, давным-давно, я увлекался исследованием механизмов нашего перерождения, но довольно быстро понял, что не найду ответов, так что в последние несколько тысяч лет я видел ценность в знании самом по себе. На любую тему, главное, чтобы оно было и дискуссии о явлениях не ходили вокруг да около. Но теперь, когда появилась эта болезнь, мне снова интересно узнать что-то новое о том, почему мы возрождаемся вновь и вновь. Например, до сих пор нет доказательств, что святой перерождается после смерти от этой новой Старости. Я не встречал таких с тех пор, как болезнь появилась,