Русский. Мы и они. Юзеф Игнаций Крашевский
солдат, которые так дерзко подавили этих бунтовщиков-поляков.
Бледный барон вошёл во время этой скорее искусственной радости, чем настоящей.
– Где вы были? – спросила, подбегая к нему, Наталья Алексеевна.
– Я, – сказал барон, – не был сегодня на службе и, признаюсь вам, что спал у себя дома в квартире.
– Как это? И ничего не знаете? – подхватила, подбегая к нему с безумными глазами красивая русская. – И совсем не знаете, что произошло?
– Только по пути сюда я заметил на улице войско, патрули, пушки и сказали мне, что был какой-то бунт, который усмирили.
– Я на это смотрела! – крикнула Наталья. – Всё-таки этих поляков мы убили довольно, теперь они будут более разумными и спокойными, как бараны. Наши солдаты хорошо себе погуляли.
И начала смеяться, но вдруг, вспомнив о Наумове, воскликнула:
– Может, не знаете также, как красиво рисовался наш приятель Святослав Александрович?
– Как это? Что же с ним случилось? – сказал, прикидываясь, что ничего не знает, Книпхузен.
– О! Не напрасно он имел мать польку и родственников в Варшаве. У него всегда хитрость и злость из глаз смотрели. Вы бы ожидали, что как увидел падающие трупы этих бунтовщиков, полетел к ним, словно был в ярости? Я стояла у окна, смотрела на это, он сорвал с себя погоны, бросил их вверх ко мне, начал ругаться, спасать этих своих братьев и пропал где-то с ними вместе.
– Прошу прощения, Наталья Алексеевна, но может ли это быть? Наумов? Такой спокойный человек?
Генерал, который до сих пор молчал, начал бормотать.
– Ну, да, сгинул, предал, должно быть, в заговоре, негодник. Он ещё из корпуса вышел со злой нотой, но умел притаиться, я его даже любил. Вот пропал, если его сегодня не убили, то, конечно, виселица ждёт.
Книпхузен, может, даже преувеличил равнодушие – таким он ко всему этому был холодным и равнодушным. Наталья с интересом присматривалась к нему и хотела его изучить.
– Ну, что вы на это скажете, барон?
– Я – отвечал вопрошаемый, – я, правда, не много это всё понимаю. Вот, народ уничтожен, войско погуляло, а этот бедный Наумов…
– Что вы его бедным называете? Это предатель! – воскликнула Наталья.
– Значит, тем более бедный, что предатель, – сказал Книпхузен, – я знаю, что у него была тут жена дяди, её дочь и сын, как ни странно, что, увидев их в несчастье, может, неразумно бросился им на помощь.
– Что же это? Значит, вы его ещё защищаете?
– Но нет, – сказал холодно Книпхузен, – не защищаю, только жалею.
– Предателя?
– Наталья Алексеевна, он вас очень любил, – сказал барон с усмешкой, – пожалуй, вы за это его так ненавидите.
Наталья сильно зарумянилась, не отвечала ничего и замолчала.
Среди этого разговора неустанно приходили рапорты с улиц, занятых войском. Арестовывали прохожих, задерживали женщин, войско было на ногах, бдило, видимо, боялось этого раздражения народа,