Траур по человеку, которым не стал. Елизавета Доменская
его недоумевающим взглядом. Чувствуя, что я всё же решусь догнать его, он добавил:
– Как счастлив ты был в прошлый раз, глядя на звёзды?
– Ни на цент. Я был несчастен.
– Что ты чувствуешь сейчас? – спросил он, будто заглянув в душу.
– Я не знаю, отец, – не сразу ответил я, – однако подобного чувства я не испытываю.
– И ты всё ещё считаешь, что не поднялся с прежнего кресла?
Как и всегда ранее, он за считанные секунды показал мне то, вокруг чего я долгие годы блуждал. Кресло… Всё это время я только вставал с кресла.
– Когда тебе говорят, что жизнь – результат твоего выбора, ты думаешь об образовании, семье и сорте травяного чая, – продолжал он, – однако, как бы ты ни хотел со мной спорить, жизнь и в правду подвластна лишь одному твоему желанию.
– Здесь ты ошибаешься. У меня никогда не было даже малейшего шанса на какой-либо выбор.
– А ты всё продолжаешь твердить мне про судьбу… Правда в том, что тебе действительно порой не под силу влиять на других людей, на их поступки и высказывания, но ты всегда выбирал свои ценности.
– Меня и в жизни не спрашивали о ценностях, потому я и был вынужден отдавать предпочтение тому, чем приходилось довольствоваться.
– Ценности характеризуют твоё отношение к происходящему: к тому, что ты называешь судьбой. В них хранятся цели, потребности, представления о жизни: то, что я называю отношением, восприятием этой судьбы. Люди умны тогда, когда ясно осознают, что имеют над этим власть. Ты можешь сбегать от боли, наслаждаться ею, не замечать или пытаться обыграть, но ты всегда будешь её главной причиной. Боль не появляется в событии, во времени, в действии: она образуется там, где есть человек, который готов её принять. Жизнь – это то, что ты выбираешь каждый день, то, что ты хочешь выбирать. Мы видим мир сквозь свою субъективную реальность, думая о том, что во всяком смехе есть счастье, а в провале – горесть. До нас жили люди, которые показали буквально, где добро граничит со злом, где нам должно быть радостно или тяжело, но если ты яро во что-то поверишь, ты будешь иронизировать по поводу смерти и страдать о победах. Мы не встречаем «не тех» и «не то», а сталкиваемся лишь с «не так». Осознай доминантность над собственным бытием, и тогда тебе не придётся желать несколько жизней вместо одной.
– Мне тягостно принять то, что подсознательно я предпочитаю одиночество.
– Ты сентиментален, а не чувствителен, сын. Чувствительные люди не в силах причинить боли, в том числе и себе.
– Почему ты считаешь, что я поступаю так с собой? – ответил я чуть позднее.
Он посмотрел на меня с сожалением, заранее спасая от ответа.
– Ты всё ещё не сумел полюбить свой мрак, – добавил он.
– Я одинок, виновен и болен. В последнюю очередь я посмею принять себя.
– Лемаль* – как раз тот, кого и нужно принять.
Не ведаю, с чего наиболее предусмотрительно начать мою пресловутую аллегорию, ибо всякий жизненный путь, как бы тернист он ни был, начинает казаться