Дикий для Неженки. Диана Фад
серые брючки. Аккуратно вешаю в шкаф и достаю с плечиков домашнее платье. Сегодня это светло-голубой трикотаж с белым воротничком. Забираю светло-каштановые волосы в высокий хвост, на ноги белые мохнатые угги для дома. Потом вспоминаю, что папа их терпеть не может, и меняю на розовые тапочки с помпонами.
Разглядываю себя в зеркало и стираю прозрачный блеск с красивых, чуть полных губ. Маленький носик, слегка курносый, красивые скулы, брови, а глаза большие, зеленые, ресницы длинные. Моя подруга, Настя, говорит, что я как кукла. Только не Барби, а наша, советских времен. Откуда она знает такие игрушки не могу понять. Но Настя уверяет меня, что если заплети мне косу, то я буду Настенька из сказки. Я посмотрела эту сказку, чушь собачья. Ну да, похожа, но неужели у меня и голос такой противный? Я не говорю так, словно мышь пищит, когда ей хвост прижали. А Настя уверяет, что говорю, но это все неправда, наговор.
Слышу под окном шорох колес по гравию, папа приехал. Черт, не успела поговорить с мамой. Думала заручиться ее поддержкой, но теперь уже была не была. Поправляю платье, убираю непослушную кудрявую прядку обратно в прическу. Мой вид должен быть идеален, я все-таки на казнь иду.
Спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к голосам в гостиной. Папин басовитый и мамин ласковый. Сколько уже лет вместе, а мне всегда нравится наблюдать за ними. Папа такой грозный, властный, а мама как куколка рядом с ним. Если сравнивать с собаками, то папа питбуль, а мама пушистый и игривый шпиц. Господи, о чем я думаю? Это от волнения, наверное. Даже руки подрагивают.
– Геночка, приказать чтобы ужин подавали? – мама на своей волне.
– Пусть накрывают и рюмку коньяка мне.
Захожу в гостиную и встаю напротив родителей, которые сидят на диване. Папина рука на маминых плечах, пиджак расстегнут, поза довольно расслабленная. На лице усталая улыбка. Папа много работает, он у меня крутой бизнесмен, олигарх, от этого и все проблемы. Понимаю, что разговор со мной ему сейчас ни к чему.
– Эля? Что стоишь и молчишь? – хмурится папа, ну вот, не с того начинаю. Но я просто не могу уже держать новость в себе, а как сказать не знаю.
– Пап, мам, я… – голос срывается от нервной трясучки, и я цепляю ледяные от волнения руки в замок перед собой.
– Беременна?! – хватается за грудь мама, а папа цыкает на нее:
– С ума сошла, Лиза! – сердится он.
– А что еще говорят с таким лицом? – выдыхает полуобморочным тоном мама.
– Мам, пап, я не беременна, – пытаюсь продолжить я.
– Слава Бога, Гена, я чуть не умерла, – жалуется мама, а я хочу сделать жест «рука, лицо». Ну сколько можно меня прерывать? Мне и так не хватает смелости, чтобы сказать.
– Подожди, Лиза, – отмахивается папа, – Не видишь, что наша дочь сейчас в обморок от волнения упадет?
– Ой и правда, ты что такая бледная, Элечка? – тревожится мама.
– Пап, мам… – снова начинаю я, уже умоляющим тоном, – Выслушайте меня, пожалуйста. Только сразу скажу, чтобы вы мне не сказали, как ни среагировали, решение мое уже взвешено и обдумано со всех сторон. Я все решила и ничего