Путешественница. Книга 2. В плену стихий. Диана Гэблдон
год Дракона, год Крысы, год Овцы, год Лошади, много годов. Каждый разный. Люди рождаться в год и быть такими, какими этот год. Когда родиться Дзей-ми?
– В каком году, ты хочешь сказать?
Я припоминала, как в китайских ресторанах были нарисованы разные животные. Каждый рисунок сопровождался комментарием с описанием типичных черт характера родившихся в этот год.
– В тысяча семьсот двадцать первом, – уверенно проговорила я. – Но я не знаю, год какого животного это был.
– Моя предполагать, что Дзей-ми Крыса. – Китаец бросил оценивающий взгляд на груду одеял. – Умный быть, везучий быть. Либо Дракон. Как он в постель? Драконы быть очень хороши, страстные.
– В последнее время он все больше с тазиком обнимается, – процедила я, желая сжечь груду тряпья взглядом.
– Есть средство. Для рвота, живот, голова – все делать шибко хорошим. Моя знать, – обнадежил мистер Уиллоби.
Я заинтересовалась таким заявлением.
– Джейми знает об этом? Вы уже пробовали?
Голова мистера Уиллоби мотнулась слева направо.
– Дзей-ми не хотеть. Кричать, говорить крепкие слова. Бросить в море. Моя не мочь подойти к Дзей-ми.
Я кое-что придумала и подмигнула китайцу.
– Видишь ли, если у мужчины не прекращается рвота, это очень опасно. – Я говорила так громко, чтобы мой голос достигал каюты, не теряясь в окружающих шумах.
– Да, плохо. Моя знать.
Мистер Уиллоби кивал, показывая мне свежевыбритую переднюю часть черепа.
– Ткани желудка разрушаются, пищевод раздражается.
– Рушить и дразнить?
– Да, представляешь? Кровяное давление повышается, мышцы брюшной полости напрягаются и могут даже разорвать живот. Тогда образуется грыжа.
– О!..
Пораженный китаец издал звук удивления.
– Но самое страшное не это, – проговорила я еще громче, – а то, что яички могут перевиться в мошонке. Они перетянутся и больше не будут снабжаться кровью.
Коротышка, казалось, искренне изумлялся.
– И тогда мужчине придется совсем туго, потому что он перестанет быть мужчиной. – Я говорила тем голосом, каким дети рассказывают ночью под одеялом страшные истории. – Потому что нет другого выхода, как ампутировать яички. Иначе начнется гангрена и человек умрет в страшных муках.
Потрясенный нарисованной мной мрачной картиной китаец зашипел. Я скосила глаза на ворох одеял: он замер, а на протяжении нашего разговора ворочался.
Переведя глаза на мистера Уиллоби, я увидела в них недоуменный вопрос и знаком попросила подождать. Прошло около минуты, и миру явилась волосатая нога, а затем и другая выпросталась из-под одеял.
– Черти вас не берут, – прогудел всклокоченный и крайне взволнованный Джейми. – Входите, иродовы дети.
Парочка в лице француза и шотландки ворковала на корме. Марсали не собрала волосы в узел, и ветер развевал их. Фергюс удерживал ее за талию.
Шаги заставили его обернуться, но при виде идущего Фергюс разинул рот и перекрестился.
– Молчи…