Сапфировый волк. Валерия Горбачева
затем выяснилось, что у нескольких картин перепутаны размеры – секретарь поторопилась, а теперь вот забыли поставить знак вопроса около фамилии Верещагина. Картина «Сапфировый волк» – одна из самых интересных работ этого замечательного художника. В сюжете нет ничего необычного: на заснеженной лесной поляне возле двух берез остановился крупный волк. Он смотрит насторожено прямо на зрителя, слегка наклонив голову. Очень просто. Но цвет! Синий снег, темно-синие тени деревьев, на густой серой шерсти зверя драгоценными сапфирами блестят снежинки. Весь воздух картины пронизан необычным синим светом. То ли ранний зимний вечер, то ли позднее утро. Но главное, говорят, что при особом освещении и при особом ракурсе, глаза волка блестят, но не желтым, не зеленым, не красным, а синим огнем! Не знаю, мне не удавалось это увидеть, но говорят… Удивительная картина! К сожалению, авторство Верещагина не подтверждено официальной экспертизой, поэтому во избежание недоразумений уже двадцать лет просто ставят знак вопроса около фамилии художника – и вопросов нет.
Спустившись в фонды в конце дня, чтобы уточнить наши дальнейшие совместные действия по передаче, я с удивлением узнаю, что разбор уже начат. Рабочие носят огромные скульптуры, сотрудники переставляют с полок предметы помельче.
– Почему не пригласили учет? Кто составляет описи? – мои вопросы почти риторические, но ответ от Ирины Леонидовны я получаю:
– По приказу директора мы все сделаем сами, в учет предоставим уже готовые акты передачи.
Заведующая фондами мне не подчиняется, поэтому я молча ухожу. Разговор с нашим общим начальником – главным хранителем – ни к чему не приводит. Она только разводит руками и говорит, что приказ директора обязывает осуществить разбор и передачу фондов в кратчайшие сроки, а если сразу проводить и сверку, то все затянется на неопределенный срок, а с фондами надо работать, предметы выдавать на выставки и исследователям, кто-то должен это делать, а сверку проведем потом, когда…
Дома я выплескиваю накопившиеся за день эмоции. Часа полтора муж и мама сочувственно выслушивают как можно и как нельзя вести разбор фондов, какие документы должны быть оформлены, как должен вести себя в этой ситуации главный хранитель и что я думаю вообще по поводу всей системы хранения фондов. Звонок брата останавливает меня, мне становится стыдно, и я переключаюсь на проблемы домашние. Вечером, лежа в кровати, я опять начинаю «заводиться», вспоминая свой разговор с главным хранителем. Злюсь я в основном из-за собственного бессилия, из-за того, что ничего не могу изменить, ну не в министерство же писать, в самом деле… Пусть будет как будет, мне же работы меньше – пытаясь таким образом себя успокоить, я долго ворочаюсь и наконец засыпаю.
Просыпаюсь я с чувством ожидания чего-то нового. Кабина пилотов меня совсем не удручает, напротив, я даже испытываю легкое удовольствие оттого, что не надо решать музейные проблемы. Сегодня я ухожу из самолета. Я иду