Рецидивист 2. В законе. Deadnoser
думать. Ибо никакими условиями там и не пахло! Благо, что за свою «сыскную» деятельность Каин умудрился сколотить неплохой капиталец. А что, деньги-то не пахнут! Там подмазал, тут подмаслил… И на каторге можно устроиться с каким-никаким комфортом! А если еще и вовремя подкармливать местное начальство, тоже не страдающее обостренным обонянием, можно и вовсе забыть о непомерном казенном уроке и жить, так сказать, в свое удовольствие… Если можно так о каторге сказать.
Каин сидел на лежанке и от вынужденного безделья разглядывал свое отражение в маленьком ручном зеркале. Его вид на сегодняшний день гарантировано испугал бы любого добропорядочного гражданина, настолько он был страшен: вырванные ноздри, всклоченная густая брода, клейменные щеки.
Ванька зачесал назад отросшие волосы, закрывающие лоб до самых бровей, открывая для обозрения еще одно клеймо – украшающую лоб литеру «В». Некоторое время Ванька внимательно его рассматривал, поворачиваясь к тусклому свету, падающему в каморку из окна, то одним боком, то другим.
– Точно светлеет! – наконец произнес он охрипшим от волнения голосом. Ибо такого чуда попросту не могло быть! Ведь свести с кожи экзекуторское клеймение не удавалось еще никому.
Ванька слегка сдвинул зеркало и перенес свой взгляд на густую бороду, которой зарос едва не по самые брови. Раздвинул волосы, стараясь получше разглядеть заклейменные литерами «О» и «Р» щеки. Ему с трудом удается разглядеть клеймение – литеры сделались едва видимыми.
Каторжник отложил зеркальце и взял со стола щепку с нанесенными на нее несколькими зарубками. Он вставил щепку до упора в нос и прихватил её пальцами у остатков ноздри. Вынув мерило, Каин ножом сделал новую зарубку – она оказалась на чуть-чуть, но ниже предыдущей. Лицо Каина посветлело, и он довольно улыбнулся.
Наши дни.
СИЗО №…
– Так у тебя ноздри вырванные отросли? – спросила Ольшанская.
– А по мне не видать? И да, вспомни слепого старца, прозревшего лишь от одного прикосновения к амулету – шаманской святыне.
– Ну… да, глупость сказала, – согласилась Ольга. – Но ведь тот старец сразу излечился, а тебе почему несколько лет потребовалось? – задала она очередной вопрос.
– Старец тот не простым был человеком, ох не простым! – произнес Каин. – Такие люди напрямую силой амулета пользоваться могут. А мне для этого годы потребовались. Много позже я тоже слегка научился этим управлять… Помнишь фокус?
Каин вытянул вперед руки. Прямо на глазах изумленной Ольшанской на Ванькиных руках начали проявляться многочисленные татуировки.
– Так-то, Ольга Васильевна!
Ольшанская оторвала глаза от рук Каина и от неожиданности подалась назад, едва не свалившись со стула: с противоположного конца стола на нее смотрел и ухмылялся каторжник с вырванными ноздрями, клеймеными щеками и лбом.
– Правда, красавец? – спросил Ванька.
– Фух! – выдохнула Ольшанская. – Напугал! Краше в гроб кладут!
– Мне рассказывали, что, когда я ласты склеиваю – все дефекты возвращаются, – поделился Каин секретом с Ольгой.
– А ты, разве, не бессмертный? Ты умирал?
– Не бессмертный, – усмехнулся Ванька. – Просто я постоянно воскресаю… А убивали меня не раз – много у меня доброжелателей было. Причем, что интересно: за всю мою трехсотлетнюю жизнь, первый раз меня завалили только в двадцатом веке. Хотя нравы семнадцатого – девятнадцатого веков куда как жёстче были!
– Слушай, Каин, убери все это… – попросила Ольшанская, стараясь не смотреть в изуродованное лицо заключенного. – Сделай, пожалуйста, как было.
– Вуаля! – Каин с видом заправского мима провел рукой по своему лицу – дефекты исчезли.
– Спасибо. А что было после? Ну, когда ты заметил происходящие с тобой изменения?
– Я понял, что надо рвать когти – чтобы не спалиться. Я кинул «сладкую косточку» рудниковому начальству – они поспособствовали моему переводу на каторгу в Сибирь. На этапе я бежал. Забрал по пути приготовленную для такого вот случая, нычку, и затихарился в одной дыре – ждал полного восстановления. В «подполье» я сидел довольно долго, время от времени меняя место дислокации. У меня уже отрасли ноздри, шрамы от кнута исчезли без следа, как и каторжанские клейма, но я выжидал, надеясь, что со временем никто не узнает во мне столь широко известного на Руси Ваньку-Каина…
1770 г.
Российская Империя.
Москва.
Наряженный состоятельным купцом Каин шел по улице мимо харчевни, в которой когда-то давно «обмывал» с Камчаткой свою первую, заработанную неправедным ремеслом, копеечку. Внешний вид харчевни совсем не изменился за пробежавшие годы. Поддавшись неожиданно нахлынувшему приступу ностальгии, Каин отворил знакомую дверь и вошел внутрь.
В маленькой невзрачной забегаловке, так же, как и прежде, стояло всего лишь три стола. У стойки откровенно скучал корчмарь, чем-то неуловимо напомнивший Каину толстого Власа. Ванька уселся за стол и жестом подозвал