Сонеты (1609 г.). Уильям Шекспир

      И вот – одна из них рукой своей прекрасной

      Схватила факел тот, что множество поджег

      Сердец, замученных потом тоской напрасной,

      И бросила его на дно в речной поток, –

      И словно без меча, что полководцу нужен,

      Влюбленных армий вождь лежал обезоружен,

      Поток же стал горяч, целебен навсегда, –

      И я им излечить хотел любви невзгоду,

      Но – нет! – Огонь любви разгорячает воду

      А пламенной любви не холодит вода.

      Однажды Купидон, склонясь венком кудрей

      И факел опустив, уснул среди поляны;

      Подкравшись к сонному, одна из жриц Дианы

      Взяла тот пламенник – и в воду поскорей.

      И хладного ключа вода теплей, теплей,

      И животворного потока бьют фонтаны,

      И притекают к ним толпы больных людей

      И, язвы там целя, излечивают раны.

      Проснувшись, факел свой схватил любви божок,

      Коснулся Хлои глаз и вновь его зажег –

      И к сердцу мне поднес, а я не остерегся, –

      И, страждущий, пошел к целебному ключу,

      Но мне не помогло: себя я излечу

      Лишь влагою очей, где факел тот возжегся.

      Есть люди честные, а низкими слывут.

      Не лучше ль быть, чем слыть? Ведь чистых наслаждений

      И вовсе не найдешь, коль их отдать под суд

      Не совести своей, а посторонних мнений.

      Толпа причудлива, но для моих причуд

      Не умягчить своих сердитых убеждений.

      Не стану же и я, – как я ни слаб, ни худ, –

      Слабейших, худших чтить, боясь их осуждений.

      Во мне есть то, что есть. Свет судит вкривь и вкось.

      Да, он способен быть лазутчиком, шпионом,

      Но не судьей. Он, мне, лишь только б довелось,

      Свой приписан порок, сразит меня законом.

      Чтоб быть судьей грехов, пусть он в закон бы ввел:

      «Всяк грешен; смертный – царь, а грех – его престол».

      Я жизнью утомлен, и смерть – моя мечта.