Жуть. Роман-концерт в трёх частях. Алексей Жарков
звучно пустил ветры. Даже сам малость струхнул.
Кто-то прошмыгнул за ветвями ив – словно ветер проволок ошмётки тумана.
– Дрыхнешь на посту, пёс паршивый?! – крикнул мрак. – Пил вчерась?!
Будочник таращил глаза, вертел головой. Горло мигом пересохло, стало шершавым, точно дно старого чугунка. За воротник полукафтана набивался колючий ветер. Распирающие живот газы снова вырвались наружу.
Он во второй раз за ночь вспомнил об алебарде, но отнюдь не с надеждой скорей схватить длинное древко. Крепкий засов, какое-никакое тепло и жёсткая лавка с лоскутным покрывалом – именно эти вещи подстёгивали желание кинуться к будке. Он неожиданно понял, что его красный воротник очень хороший ориентир для призрака.
– Повешу, собаку! Службу не разумеешь! – вновь закричала тень, а дальше изругалася по-матерному, по-чёрному.
И он появился. Вышел из полумрака, сначала голос, потом высокое существо, возможно, человек.
Ноги будочника взрезала лезвием слабость.
Исполинская тень приближалась, обретала черты – солдат хотел зажмурить глаза, но не мог. То, что ему открывалось, было невозможно.
Будочника колотило, когда он крестился. Свят, свят, свят.
Появившийся из теней был худощав и непомерно высок, на голову, а то и полторы выше обычного человека. Узкие, не по росту, плечи и маленькая голова. Благородность осанки просматривалась даже в полутенях.
Исполин ступил в тщедушный круг света, и будочник конвульсивно сглотнул. Ему даже удалось сделать шажок назад.
Красноватое лицо призрака подёргивалось, крупные губы кривились, брови пытались запрыгнуть на высокий лоб. А вот глаза… они смотрели прямо на будочника: большие, чёрные, свирепые.
Судорога лица прекратилась, и призрак властно улыбнулся. Он явно чего-то ждал. Он был похож на…
Окончательно же убедил отставного солдата шитый золотом кафтан, кружевные манжеты, усыпанный бриллиантами шейный платок и уродливый обрезанный парик.
– Ваше императорское величество, – сказал будочник и дрожащими руками потянулся к сбитой на ухо шапке.
* * *
С идущего в порт иноземного судна пошлина не ожидалась. Приказ генерал-губернатора: сидеть и скучать. Не важно, кого или что вёз корабль, руки у таможенников Троицкой пристани чесались без разбора – всех приплывающих желалось обворовать как можно быстрее, но вот беда – почти никто не плыл. Одна надежда на приказ императрицы имелась: Анна Иоанновна приняла отрадное решение вернуть столицу в Петербург.
Губернатор Бурхард Кристофор Миних смотрел на неспокойное море. Дождь хлестал в высокие окна, за ними размывалась тёмная масса пристани. Серая дождливая осень бухла снизу и сверху – где вода, где тучи, поди разбери. К возвращению царского двора графу Миниху было поручено привести в порядок петербургские дворцы. Большего и не смоглось бы – чирьи города могли залечить только люди, их желание вернуться, соскоблить грязь.
Вот