Хрупкая для хищника. Наталья Киселева
дня назад изменилась моя жизнь раз и навсегда. 72 часа я не спала и не ела, только поток слез и мысль о невозможности повернуть время вспять. Высокие деревья с пожелтевшими листьями скрывали от дождя надгробия могил. Здесь было тихо и неуютно. Сегодня я хоронила самого любимого и родного для меня человека – мою маму. До сих пор мне слышался ее голос, а тонкий аромат ее духов перемешался с запахом мокрой глины. Двое рабочих неторопливо погрузили закрытый гроб в заранее вырытую яму. И только когда глиняные комки стали стучать о крышку гроба, обтянутого лиловой тканью, я поняла, что никогда больше не увижу ее, не почувствую ласковые руки, что так нежно поглаживали меня по волосам. Никогда не смогу рассказать о своих бедах и нелепых ситуациях из школы. Всё закончилось. Мне осталась лишь глинистая насыпь, деревянный крест с черно-белой табличкой:
«Ирина Федоровна Соловьева Вечная память…»
Я уходила в полном одиночестве, наступая промокшими ногами в осенние лужи. За кованной черной оградой меня уже ждали две женщины, нервно покручивая в руках папку с документами. Впереди меня ждал интернат, других родственников не нашлось, а в графе «отец» стоял прочерк. Подавленное состояние и безразличие ко всему окружающему. Легковая машина, потертая временем, с визгом тронулась с места, оставляя за собой едкий запах гари и последнюю надежду, что все это сон. Несколько километров мы ехали в полном молчании, женщины театрально вздыхали, а я просто смотрела в окно. Дорога, что вела к кладбищу, была пустынна, окружена лишь редкими деревьями, ветви которых спускались, сочувствуя горю проезжающих мимо. Из пелены дождя навстречу нам неслись два огромных внедорожника, с удивительной легкостью они преградили путь нашей маленькой машине. Первая мысль была, что это кадр из какого-то боевика, но реальность была другой. Грузная женщина, что сидела на переднем сиденье с ярко-рыжими короткими волосами, стала возмущаться больше всех:
– Да что они себе позволяют. Бандиты! Вызывайте полицию, а я узнаю, что им нужно. – неохотно открыв дверь, она медленно вылезла из машины под капающий дождь.
Обрывки фраз доносились несмотря на закрытые окна.
– Что вы себе позволяете? Девяностые давно закончились! – возмущалась женщина в свойственной ей манере. – Пропустите нас немедленно!
– Вот. – лаконично ответил мужчина в черном пиджаке, протягивая женщине какие-то документы.
– Что это? Вы хоть знаете, кто я? Я государственный служащий! А вы мешаете мне выполнить свой долг и помочь этой несчастной девочке, которая осталась сироткой.
– Прочтите. – грозно ответил мужчина.
Маленькие глазки женщины стали бегать по страницам, и чем больше она читала, тем выражение на ее лице менялось. Быстрыми шагами она поспешила к нашей машине:
– Вероника, выходи. Поедешь с этими людьми. – почти скомандовала она.
– Что? Почему?
– Выходи, говорю! Не заставляй ждать уважаемых людей!
Представитель опеки тянула меня за рукав, а я не сильно сопротивлялась. Выбор стоял или детский дом, или черный автомобиль, что появился из неоткуда.
– Вот, Вероника, поедешь с этим мужчиной. – заискивающе проговорила женщина.
– Хорошо. – равнодушно произнесла я.
Задняя дверь внедорожника открылась, и мне помогли сесть. Последнее, что я услышала, перед тем как закрылась дверь, были слова мужчины:
– И не думайте продать квартиру этой девушки. Алексей Александрович будет расстроен, а его нельзя расстраивать!
– П-поняла.
Плавное движение машины заставило меня провалиться в негу сна. Водитель иногда посматривал в зеркало заднего вида, но не решался нарушить мой покой. Сон был беспокойным, я периодически вздрагивала, на подсознательном уровне боялась за свою жизнь. Все страхи ушли на второй план, когда машина остановилась около огромного загородного особняка. Двухэтажный дом впечатлял своими размерами и убранством. Перед входом действовал небольшой фонтан, даже в осенние дни его вода весело шумела. На каменных ступенях стояла девушка, одетая в розовое платье, а белокурые волосы аккуратно собраны в хвост. Дворецкий учтиво держал над ней зонт, принимая удар стихии на себя. В этой девушке я с легкостью узнала свою подругу по школе.
– Маша? – удивленно проговорила я.
– Вероника, мне так жаль… – девушка поджала губы и почти плача соболезновала мне.
Наше знакомство произошло в старших классах, когда она перешла в нашу обычную школу. Маша стала сразу всеобщей любимицей, как среди учителей, так и парней. Ведь высокое положение ее отца говорило само за себя. Ей прощали все: опоздание, незнание предмета и даже вызывающую школьную форму розового цвета. И только один из педагогов не разделял ликования остальных и не поддался всеобщей волне. Он строго и справедливо спрашивал всех, и, конечно, Маше пришлось что-то придумать с этим. Выходом стала я. Невысокая девушка с непослушными вьющимися волосами, вечно заплетенными в косу. Потертая форма говорила о денежных проблемах. А очки, которые я надевала для чтения, и вовсе отпугивали всех. Если первые дни мы общались исключительно